Адольф фон Эрнстхаузен - Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943

Спустя два дня я застал обоих за сооружением в палатке нашего НП некоего подобия походного алтаря.

– И для чего это надо?

– Для завтрашней свадьбы.

– Какой свадьбы?

– Именно свадьбы, – вставил мой адъютант, выходя из палатки. – Господину майору предстоит завтра заочно обвенчать троих солдат.

– Мне? А для чего тогда у нас существует дивизионный пастор?

– Да кто знает, где его искать? И сколько он сюда будет добираться? А ребята хотят провернуть все как можно быстрее, потому что их невесты беспокоятся – а вдруг солдаты погибнут? Кроме того, командир как представитель государственного органа уполномочен совершать венчания. Потом командир может сказать парочку подходящих слов. После этого мы пригласили офицеров по случаю свадьбы на кофе, пирог и водку, а потом ребята будут отмечать событие со своими товарищами. Все уже организовано наилучшим образом.

Лучи солнца сквозь кроны деревьев ласкали украшенный алтарь, на котором я совершал церемонию. Передо мной стояли трое отлично выглядевших парней, безупречно чистых, выбритых и причесанных. Все они были облачены в новую чистую форму, с ярко начищенными эмблемами артиллеристов. На кителях бросались в глаза новенькие ленточки Железных крестов II класса и «медали мороженого мяса» [22], как мы называли медали, которыми солдаты награждались за последнюю зимнюю кампанию. Сапоги были начищены до зеркального глянца. Даже мы, рядовые участники этого действа, постарались выглядеть настолько торжественно, насколько это удавалось в наших обстоятельствах.

Свадьба без невест – также достижение военного времени! Естественно, женихи предпочли бы с гораздо большим удовольствием обвенчаться на родине. Однако они уже в течение полутора лет ждали отпусков, которые ввиду больших потерь и хронического некомплекта личного состава все откладывались и откладывались. Теперь эти солдаты, наконец, хотели обрести уверенность в том, что девушки, которых они любят, будут ждать их на родине уже как законные подруги жизни. В случае, если моим подчиненным доведется пасть в бою, их избранницы будут, по крайней мере, получать скромное вспомоществование как жены павших фронтовиков. Подобные свадьбы отнюдь не становились веселым праздником, но серьезным и трогательным событием.

Я не произносил никакой христианской проповеди и, само собой разумеется, не держал никакой национал-социалистической речи. Я просто говорил как человек с людьми, как товарищ с товарищами о смысле брака. И хотя в подобной роли я оказался довольно случайно и чувствовал себя не в своей тарелке, мне все же, думаю, удалось найти правильный тон этого разговора. Свежеиспеченные женихи слушали меня внимательно, а у одного из них, красивого голубоглазого блондина, по горячо покрасневшим щекам даже под конец потекли слезы.

Во время последующего отмечания этого события в палатке, несмотря на выпитый шнапс, царило отнюдь не буйное веселье, но торжественно-праздничное настроение. По правую руку от меня сидел блондин, который не смог сдержать во время моей речи слезы. Теперь он сидел с сияющим лицом человека, начинающего новый, счастливый отрезок своей жизни. Несколько дней спустя его фамилия оказалась в списке безвозвратных потерь.

Примерно в это же время завершилась и солдатская судьба моего отличного водителя Хайна. Он со своей машиной расположился неподалеку от нашей оружейной мастерской в ущелье Пшиша. Обнаружив его, русская артиллерия открыла огонь по этому месту. В голове у Хайна сидела только одна мысль: как бы вывести свой любимый «Фольксваген» из-под обстрела в безопасное место. Близким разрывом снаряда ему оторвало одну руку и разорвало весь бок. Ранение это было столь тяжелым, что нормальный человек тут же бы умер или по меньшей мере потерял сознание. Но атлетическое тело профессионального боксера обладало сверхчеловеческой силой. Несмотря на отсутствующую руку, Хайн смог взобраться на водительское место и принять нужное положение. Лишь добравшись в машине до главного перевязочного пункта, он потерял сознание.

Когда мне доложили об этом происшествии, я тотчас же бросился отыскивать Хайна, но безуспешно. Наконец, один санитар главного перевязочного пункта вспомнил, что один особенно атлетически сложенный, очень тяжело раненный и в бессознательном состоянии солдат умер сразу же после поступления и был похоронен. На этом человеке была только рубашка и штаны, но никаких опознавательных жетонов и ничего, что позволило бы установить его личность или принадлежность к той или иной части.

Мой НП на ничейной земле был оставлен. Но ближе к тылу, сразу за передовой, располагался теперь НП 2-й батареи. Там однажды появились два сапера с русским перебежчиком, который хотел показать нашей артиллерии важные цели. Он точно описал место, где располагался КП его батальона. Командир батареи отдал команду выпустить один снаряд, который разорвался довольно далеко от цели.

– Плохо, плохо, – сказал русский.

После следующего выстрела он понял, что снаряд лег уже ближе к КП.

Третий выстрел, который точно поразил цель, привел его в совершенный восторг.

– Хорошо, хорошо, – произнес перебежчик, воодушевленно потирая руки.

– Удивительный народ, – прокомментировал командир 2-й батареи, когда докладывал мне об этом происшествии.

Удивительный народ! – думал я, направляясь верхом в тыл, чтобы проверить лесной лагерь наших вьючных животных. Там, в паре километров за огневыми позициями батарей, кишели солдаты, которые заботились о снабжении всего фронта, ухаживали за лошадьми, жарили на открытом огне мясо павших лошадей или вообще ничего не делали. Почти все эти солдаты были русскими. Число их измерялось тысячами. Впечатление было такое, словно в тылу у нас находится русский, а не германский фронт.

– Все обстоит как в Древнем Риме, – сказал Людвиг, который меня сопровождал. – Здесь, в тылу, намного больше русских, чем впереди немцев. (Автор сильно преувеличивает. Количество «хиви» обычно не превышало 10–15 % общей численности немецких частей и соединений и крайне редко (в случае больших потерь в боевом составе) достигало 25 % и даже более общей численности конкретной дивизии. – Ред.) Через какую-нибудь брешь во фронте сюда может просочиться целый русский полк, причем никто этого даже не заметит. Им надо будет лишь получше припрятать свое оружие, а это совсем нетрудно. Затем они могли бы одновременно с атакой с фронта взломать наш фронт изнутри. Да, если бы эти «хиви» осознавали свою силу и захотели взбунтоваться, нам пришлось бы ох как трудно.

– Но они об этом даже не помышляют. И вполне довольны своей службой. За ними даже почти не приходится приглядывать.