Наум Синдаловский - Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Песням вторили героические народные частушки:

С другой стороны, рождались очень и очень нелицеприятные, едва ли не оскорбительные анекдоты.

В разгар репрессий против командиров Красной армии встречаются Буденный и Ворошилов. «Семен, почему всех берут, а нас не берут?» – «Это, Клим, нас не касается. Берут только умных».

Сочувственное отношение народа к Ворошилову рождало соответствующие легенды. Рассказывали, как пришли арестовывать жену Ворошилова. Он будто бы выхватил не то шашку, не то пистолет и выгнал чекистов из квартиры. Хотя на самом деле никаких попыток ареста его жены никогда не было. Обостренный интерес к этому легендарному факту из биографии Ворошилова определялся еще и тем, что его жена была еврейкой, а защищать представителей этой национальности перед мечом советского правосудия считалось делом особого гражданского мужества и благородства.

Образ этакого борца за справедливость, к которому можно обратиться в трудную минуту, сохранялся за Ворошиловым и в частушках:

Народу подыгрывала и официальная пропаганда. Пожилые ленинградцы должны помнить, какие стихи красовались на довоенных общепитовских так называемых агитационных тарелках, в обилии выпускавшихся фарфоровыми заводами:

На самом деле Ворошилов был обыкновенным партийным чиновником, который вечно боялся за свою жизнь, каждый день ожидал ареста и потому постоянно старался угодить своему непредсказуемому хозяину. Рассказывают, как на одном из правительственных приемов Ворошилов подвел к Сталину грузинских делегатов: «Товарищ Сталин, поприветствуйте, пожалуйста, ваших земляков», – с лакейской вежливостью обратился он к Сталину. Последний весело пыхнул трубкой и ответил: «Встань на стул и поприветствуй моих земляков сам». И что же? А ничего. Ворошилов с пионерским задором вскочил на стул и поприветствовал грузинских товарищей.

А в другой раз, на приеме по случаю окончания Первого съезда советских писателей, когда Горький подобострастно назвал Москву Новыми Афинами, а Сталина Периклом, вождь и любимый друг всех писателей ответил, показывая на Ворошилова: «Вот кто будет ваш Перикл». И назначил Ворошилова ответственным за всю советскую литературу.

По поводу неразлучной дружбы двух советских вождей народ откровенно иронизировал. Помните знаменитую картину «Сталин и Ворошилов на Кремлевской набережной»? Ночь. Блестящая после дождя мостовая. Лишь фонари освещают каменные лица Сталина и Ворошилова, одетых в армейские шинели. Картина написана в иконописной манере сталинского ампира. Два богочеловека, озабоченные судьбами мира и человечества. Казалось, еще чуть-чуть – и профиль Ворошилова займет почетное место в ряду четырех знаменитых профилей на парадных знаменах и праздничных плакатах. Картина впечатляла своей эпичностью. Однако в фольклоре значительность сюжета не нашла должного понимания и пиетета. «Два вождя после дождя», – говорили о ней в народе.

Между тем дружба дружбой, а служба службой. Еще до войны ходили упорные слухи о расхождениях Ворошилова со Сталиным. Даже Троцкий, находясь в эмиграции, не обошел их своим вниманием. В некоторых письмах он говорил о возможности восстания крестьян под руководством Ворошилова против Сталина. Похоже, во время войны эти разногласия усилились.

Направляя Ворошилова в Ленинград, Сталин, скорее всего, рассчитывал не столько на его полководческие способности, сколько на вдохновляющий пример революционного прошлого легендарного героя. Однако романтические легенды о бесстрашном командарме времен Гражданской войны не выдержали испытания временем. На фронте они вызывали ядовитые насмешки и снисходительные улыбки. Рассказывают, что однажды Ворошилов лично попытался поднять в атаку полк, которому давно не подвозили боеприпасов. После этого случая среди солдат Ленинградского фронта родилась поговорка: «На кой нам эта атака и этот вояка?» Ко всему этому добавим еще легенду о том, что сам Ворошилов, отправляясь на передовую, втайне мечтал быть убитым, настолько он растерялся в ситуации, связанной казавшемся безнадежным положением Ленинграда в сентябре 1941 года.

Вскоре Ворошилов был смещен. В связи с его срочным отзывом с Ленинградского фронта в городе распространялись самые нелепые слухи. Говорили, что «Сталин лично приезжал в Ленинград и приказал Ворошилову сдать город», но будто бы тот в гневе ударил Сталина по лицу. Надо признаться, это одна из самых загадочных легенд в истории петербургского городского фольклора. Неопределенность, заложенная в коротком глаголе «сдать», до сих пор не дает покоя пытливым умам. С одной стороны, Сталин действительно прибыл в Ленинград с приказом Ворошилову «сдать город», то есть передать командование Ленинградским фронтом Жукову. С другой – если верить воспоминаниям друзей о недавно скончавшемся писателе Юрии Давыдове, то тот, однажды работая в архивах, наткнулся на «лист бумаги в ученическую клеточку» с подробным последовательным «Планом сдачи Ленинграда» немцам. Документ подписан лично Сталиным. Что имел в виду ленинградский фольклор и сегодня не вполне ясно, хотя в секретном постановлении ЦК ВКП(б), подписанном, вероятно, так же Сталиным, безжалостно отмечалось, что «товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда».

К характеристике Ворошилова следует добавить и тот факт, что он испытывал обыкновенный животный страх перед Сталиным. Так, он утаил от Сталина потерю двух важнейших для жизнедеятельности Ленинграда стратегических объектов – Мги и Шлиссельбурга. Падение этих городов означало полное окружение Ленинграда кольцом блокады. Вряд ли Сталин мог простить сокрытие такой важной информации. Может быть, Ворошилов надеялся отвоевать эти города у немцев? Но этого ему не удалось. Известно, что Сталин при всех называл Ворошилова «специалистом по отступлению». Кроме того, Сталин обвинял лично Ворошилова в подготовке Ленинграда к сдаче немцам. Что здесь правда, а что вымысел, с определенностью сказать невозможно, но, по некоторым сведениям, покидая Ленинград, Ворошилов был абсолютно уверен в том, что по прибытии в Москву его тут же арестуют.

Тем не менее определенный след в городском фольклоре Ворошилов все-таки оставил. До сих пор сохранилось народное название ДОСов, или Долговременных огневых сооружений, как они назывались во время войны. Это были сравнительно надежные убежища со стальным остовом, в которых устанавливались противотанковые и артиллерийские орудия. В Ленинграде их строили по распоряжению Ворошилова, и в просторечии они были известны как «ворошиловские гостиницы».