Василий Емельянов - На пороге войны

Сидоров обратился ко мне:

— Мы получили проект стандарта, никто никаких замечаний по нему не сделал. Как же нам быть? Может быть, организовать разногласия?

Я вначале даже опешил.

С тех пор выражение «организовать разногласия» стало ходить по комитету.

Иногда грубые ошибки в документах пропускали крупные специалисты, и их обнаруживали сотрудники комитета, не имеющие специального образования.

В разработке стандарта на котельно-топочные листы принимали участие несколько десятков крупных специалистов. Проект стандарта наконец поступил в комитет. Он входил в перечень стандартов, утверждаемых не комитетом, а правительством, и его необходимо было направить на утверждение Совнаркома. Комитет подготовлял только проект. Ввиду особой важности документа мы решили создать экспертную комиссию и поручить ей еще раз тщательно просмотреть разработанный проект стандарта. В состав экспертной комиссии входили два академика, пять главных инженеров основных заводов, производящих этот тип стали, четыре профессора — в общей сложности семнадцать экспертов, и все они, ознакомившись с документом, поставили под ним свои подписи.

Я также завизировал проект. Документ поступил на регистрацию, где ему должны были присвоить номер. Регистрацией стандартов у нас занималась Иванова. Человек умный, с сильным характером, она в высшей степени добросовестно выполняла порученное ей дело. Когда стандарт поступил к ней на регистрацию, Иванова, хоть и не была специалистом, все же внимательно прочитала его, а затем вместе с проектом стандарта пришла ко мне.

— Стандарт нельзя направлять на утверждение правительства, — заявила она.

— Это почему же?

— А им нельзя будет пользоваться, здесь записаны невыполнимые требования, — уверенно ответила она.

Между нами началась перепалка.

— Вот еще новый специалист по металлургии объявился. Стандарт смотрели крупнейшие ученые страны и считают его хорошим, а вы не признаете.

— А вы не шумите и посмотрите сами, что здесь написано.

Действительно, в методах испытания было, в частности, указано, что из стального листа для проверки пластических свойств стали должна вырезаться проба длиною шестьдесят миллиметров и сечением десять на десять миллиметров.

— Прочитали? — спросила Иванова с чувством превосходства в голосе. — Ну, а теперь посмотрите на таблицу, из листов какой толщины необходимо вырезать эти пробы. — В таблице стояло шесть миллиметров, восемь и так далее. — Хотя я и не специалист, но все-таки разбираюсь, что из шести- и восьмимиллиметрового листа нельзя вырезать пробу сечением десять на десять миллиметров… Надо все-таки смотреть, что подписываете!

Чувство раздражения у меня моментально улетучилось. Ну какой же она молодец! Все проглядели, а она заметила, но не допустила до ошибки, уничтожавшей весь документ.

— А как же в старых стандартах было? — спросил я Ивапову.

— В старом стандарте было сделано примечание о том, что этот вид испытания не относится к листам толщиной шесть и восемь миллиметров. А кто-то это примечание исключил.

После этого случая для меня окончательно потеряло значение деление работников на ответственных и рядовых. Нет, такое деление для нас не подходит.

Однако случалось, что работники комитета допускали промахи и ошибки. Как-то к нам обратились из Наркомата рыбной промышленности с предложением изменить стандарт на маринованную кильку. По действующим правилам в маринад должна подаваться свежевыловленная килька. Но в 1940 году уловы были очень большими и емкость чанов для маринада оказалась недостаточной. Рыбники предложили часть улова засаливать, а затем уже соленую кильку мариновать. Из Наркомата рыбной промышленности в Комитет стандартов явилась группа специалистов. Рассмотрение этого предложения происходило в кабинете Зернова. Он категорически отказался поддержать рыбников.

— Почему вы возражаете, хоть объясните нам, — говорили специалисты.

— Нельзя, — твердил Зернов, — мы должны поднимать качество, а не снижать его.

— А мы и не снижаем. Уверены, что по вкусовым качествам вы не отличите свежемаринованную кильку от соленомаринованной.

Я репликами поддерживал председателя, а в душе сомневался, правильно ли мы решаем вопрос. Ведь иногда жена покупает соленую селедку, затем ее маринует и получается очень вкусная маринованная сельдь. Почему же мы не можем разрешить также поступать с килькой? Тем более что другого выхода нет, новые чаны быстро не установишь, а рыба ждать не будет.

Но Зернов упорствовал, и наши просители ушли.

На следующий день пришла новая делегация во главе с наркомом рыбной промышленности. На этот раз они принесли с собой две банки килек. На этикетке одной из банок было написано — свежемаринованные; на второй — маринованные после засола.

Обе банки вскрыли.

— Вы хотя попробуйте вначале, чтобы знать, что отклоняете, — улыбаясь, сказал нарком.

— Тут и специалистом быть не надо. И так ясно, что свежемаринованные кильки вкуснее и нежнее, — сказал Зернов.

Мне казалось, что разницы нет, но я все же и на этот раз поддержал Зернова.

Тогда нарком рыбной промышленности вынул из портфеля протокол, под которым стоял ряд подписей, и показал его нам.

— А теперь ознакомьтесь вот с этим документом.

В протоколе было записано, что подписавшие его лица удостоверяют, что на банках с кильками этикетки перемещены. Там, где стояло «свежемаринованные кильки», в действительности находились маринованные после засола.

— Ну, а теперь что вы скажете? Упорствовать будете или примете наше предложение?

Мы сдались.

…В комитет поступали поручения правительства по рассмотрению споров между отдельными наркоматами и ведомствами, касающиеся технических условий на поставляемую продукцию. Мы были верховным арбитром по многим вопросам техники.

В течение нескольких лет, например, шли споры между наркоматами нефтяной промышленности и резиновой. Нефтяники поставляли заводам резиновых изделий так называемое зеленое масло — одну из фракций перегонки нефти. Из него резинщики готовили сажу, являющуюся наполнителем каучуков.

Зеленое масло на заводах резиновой промышленности сжигалось в особых печах. Оно поступало тонкой струйкой в чугунные чаши, вмонтированные в печи. Процесс горения регулировался так, чтобы происходило не полное сгорание. Печные газы увлекали образующуюся сажу, которая улавливалась в специальных аппаратах.

По мере работы печи на дне чугунной чаши накапливался кокс, постепенно заполнявший всю чашу. В этом случае печь останавливали. Чашу вытаскивали и зубилами очищали ее от кокса. Операция чистки чугунной чаши была трудной и неприятной.