Уильям Берк - Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника

Однако Франку хватило прозорливости, чтобы сделать вывод: в отсутствие Гитлера и Бормана именно такой человек, как Герман Геринг, один из последних людей из высшего руководства, будет заключать перемирие с союзниками. Поэтому, когда пришли вести о падении Берлина – и Гитлера, – Франк не стал доставать свой люгер из кобуры. Вместо этого он приказал препроводить Геринга и его свиту в наиболее безопасное место. Оказалось, что таким местом было австрийское поместье Германа – замок Маутерндорф. В течение шестидесятитрехчасового путешествия Геринг получил последнюю пощечину: по радио передали, что у Германа якобы “случился сердечный приступ” и что “фюрер назначил генерал-полковника Риттера фон Грайма новым главнокомандующим люфтваффе и одновременно повысил его до звания фельдмаршала”. [209]

Вскоре после того, как кортеж прибыл в замок Маутерндорф, Геринг и компания были освобождены от конвоя: помогли верные летчики люфтваффе: “Внезапно эсэсовцев и след простыл… Ни одного не оказалось рядом. И тогда Герман Геринг попрощался с жителями Маутерндорфа. Он пригласил моего отца, мэра и всех остальных. И поехал к американцам. Потому что русские уже были в Шайфлинге, а это всего 80 километров отсюда… Он не хотел попадаться на глаза – тем более в лапы – русских”, – рассказывает доктор Лиелотте Шрот, родственница Эпенштайнов, воочию наблюдавшая последние дни Германа на свободе. [210]

В своем белом мерседесе, одетый в бледно-голубой мундир рейхсмаршала, Герман отправился в замок Фишорн-ин-Брук, что неподалеку от Целль-ам-Зее, чтобы дождаться там американцев. Из замка Фишорн он послал своего первого адъютанта в люфтваффе полковника Бернда фон Браухича к американцам в Куфштайн, вручив ему письмо, адресованное лично генералу Эйзенхауэру. В нем Герман формально признавал поражение Германии и просил о встрече с Эйзенхауэром для заключения перемирия. В Куфштайне фон Браухича представили бригадному генералу 36-й пехотной дивизии Роберту Стэку. Стэк сразу же потребовал, чтобы ему организовали встречу с Германом. Они прибыли в замок Фишорн, обнаружили, что он пуст, и моментально начали охоту за Герингом. Наконец, 7 мая им удалось найти кортеж Германа неподалеку от города Радштадт. Как вспоминает Стэк, “мы наконец наткнулись на группу из 25 автомобилей, остановившихся на дороге и повернутых в том направлении, откуда приехали мы. Это был кортеж Геринга. С ним была его жена, невестка, дочь, генерал фон Эпп (гауляйтер Баварии), его повар, камердинер, помощники, охрана и так далее – всего 75 человек. Герман и я вышли из наших автомобилей. Тогда фон Браушиц [ sic ] представил нас друг другу. Геринг приветствовал меня старым немецким армейским салютом, а не обычным “хайль Гитлер”. Я ответил тем же”.

Хотя Герман, возможно, ожидал, что его незамедлительно доставят к Эйзенхауэру на самолете, этого не случилось. В глазах американцев Герман был уже не высшим чиновником государства или тем, с кем можно было вести переговоры, а военным преступником главного калибра. Его посадили на военный самолет и отвезли в дознавательный центр 7-й армии в Аугсбурге. Здесь, по указанию Эйзенхауэра, с ним обращались так же, как с любым другим военнопленным. Какая-либо надежда на встречу с Эйзенхауэром была окончательно разбита, когда его формально лишили всей власти, то есть Большого Железного креста ( Großkreuz des Eisernen Kreuzes ), Золотого маршальского жезла, медали Pour le M é rite и даже бриллиантового перстня. [211]Раздетый и униженный, он превратился из Германа-рейхсмаршала в Германа-обвиняемого.

Пока Герман оформлял первую жалобу на качество питания в дознавательном центре 7-й армии ( SAIC ) в Аугсбурге, другой Геринг, тоже боявшийся русских, явился с повинной в центр американской разведки в Зальцбурге 9 мая 1945 года. После краткой беседы с агентом Корпуса контрразведки ( CIC ) Б. Ф. Эдженбергером было “рекомендовано перенаправить Геринга, Альберта, в отделение CIC при штабе 7-й армии для дальнейших допросов и соответствующих распоряжений. Предположительно, субъект обладает разнообразной важной информацией, способной заинтересовать представителей высшего руководства”. [212]Вслед за этим 13 мая Альберт был арестован и направлен в SAIC в Аугсбурге для первичного допроса. Там он в последний раз воссоединился со старшим братом.

Пока Герман вышагивал по двору, Альберт смотрел из окна своей тюремной камеры. Братья встретились взглядами. Альберт получил разрешение отправиться на прогулку с братом, и после того, как они обнялись и сделали несколько шагов, старший попытался подбодрить младшего: “Мне очень жаль, Альберт, что тебе приходится так страдать из-за меня. Тебя скоро освободят! Когда это случится, пожалуйста, позаботься о моей жене и ребенке. Прощай!” [213]Интуиция подсказывала Альберту обратное. Он чувствовал, что не будет скорого освобождения, что дело нужно взять в свои руки и выстроить защиту. Под заголовоком Menschen, denen ich bei eigener Gefahr ( dreimal Gestapo-Haftbefehle! ) Leben oder Existenz rettete он начал составлять “список тридцати четырех”. Несмотря на его старания ясно указать следствию, как найти людей, которые могли бы дать показания в его пользу, вряд ли следователи вообще попытались связаться хоть с одним человеком из списка.

Это пренебрежительное отношение было особенно заметно при первом серьезном допросе Альберта, который проводил майор Пол Кубала. Ясно показывая, каким образом будут обращаться с Альбертом в течение всего его пребывания у американцев, Кубала писал: “Альберт Геринг утверждает, что вся его жизнь была не чем иным, как постоянной борьбой с гестапо. Складывается впечатление, что рейхсмаршал только тем и занимался, что выпутывал брата из неприятностей, в которые тот попадал, спасая пожилых евреек, отказываясь произносить “хайль Гитлер” и вежливо критикуя партию”. [214]Учитывая, что остаток его отчета написан подобным же саркастичным языком, становится понятно, что Кубала принял решение о виновности Альберта еще до его допроса. Для него невиновность Альберта была исключена уже на основании того простого факта, что они с Германом носили одну фамилию.

Вероятно, Кубалу особенно раздражало то, что Альберт говорил о Германе как о любом другом человеке, а не как о злодее-обжоре, каким он представал в газетах и пропагандистских репортажах. Альберт рассказал Кубале, что “Герман Геринг часто спасал ему жизнь и никогда не пытался остановить его самаритянскую деятельность, лишь предупреждая, что тому нужно помнить о его положении” и что “он твердо убежден, что война закончилась бы значительно раньше, если бы Гитлер сложил полномочия или умер, а брат Герман Геринг стал фюрером, как планировалось ранее”. [215]