Владимир Беляков - Русский Египет

— Да, я много лет был знаком с Олегом Волковым, — рассказывает Фернан Дебоно. — Он был весьма своеобразным человеком. Высокий, прямой, мы даже называли его «деревянной лошадкой», с копной седых волос. В одежде, манерах его было что-то старомодное. Но в то же время месье Волков любил юмор и умел хорошо пошутить. Он всегда носил с собой конфеты, угощал ими других, повторяя при этом: «Съешьте конфетку, чтобы подсластить горечь жизни».

— А с другими русскими эмигрантами не встречались?

— Как же, конечно, встречался! Подождите, я сейчас покажу вам одну вещь.

Старик роется в шкафу и приносит мне книгу довольно большого формата в пожелтевшем от времени картонном переплете.

«Православная икона и коллекция греческого монастыря Св. Георгия в Старом Каире», — читаю я английское название. Автор — Елизавета Лукьянова, «бывший сотрудник Музея изящных искусств в Москве», как сказано на обложке. Книга выпущена вторым изданием монастырем Св. Георгия в 1943 году и прекрасно иллюстрирована.

— Вот сама мадам Лукьянова, — показывает на фотографии в конце книги месье Дебоно, — а вот ее муж, профессор Григорий Лукьянов. — Подпись под второй фотографией гласит: «Член института археологии в Москве».

Пока я листаю книгу, старик продолжает рассказ:

— Супруги Лукьяновы были известными историками. Профессор считался знатоком в египтологии, а чтобы подзаработать, приторговывал древностями. Жена его специализировалась на византийской культуре. В молодости я не раз встречался с ними, ходил на их лекции. Оба они умерли и похоронены где-то здесь, в Каире.

Тем временем я нахожу в книге фотографию, на которой чета Лукьяновых запечатлена вместе с дочерью Ириной, на вид — лет двадцати, не больше. Наверняка она еще жива!

— Да, пожалуй, — соглашается месье Дебоно. — Но вот как найти ее — этого я не знаю. Скорее всего, сделать это будет довольно трудно, особенно если Ирина вышла замуж и сменила фамилию.

— Знали ли Вы профессора Викентьева?

— Да, знал. Он преподавал древнеегипетский язык в Каирском университете и пользовался и у студентов, и у других профессоров огромным авторитетом.

— Так, может, вы были знакомы и с самим Голенищевым? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет, месье Владимир, — отвечает старик. — Голенищева я ни разу не видел. Последние годы своей жизни он приезжал в Египет лишь ненадолго. Но в 1947 году я шесть месяцев провел в экспедиции в Вади Хаммамат, повторив путешествие туда Голенищева. Между прочим, на соседних золотых приисках в Вади Фавахир директором в ту пору был русский — вероятно, из эмигрантов.

В разговор вступает мадам Дебоно.

— А вы знаете, что в Александрии жила родственница вашего маршала Кутузова? Она умерла совсем недавно. У этой женщины хранилась шпага ее знаменитого предка!

У меня даже дыхание перехватило. Вот это да! Шпага Кутузова — и в Египте! О родственнице полководца я слышал в самом начале своей работы в Каире, когда старушка была еще жива. Но она категорически отказывалась встречаться с советскими людьми — столь велика была обида бывшей аристократки на новую власть. Потом я, честно говоря, забыл про Кутузову. О шпаге же не знал вовсе.

— Моя знакомая, мадам Сакакини, много лет дружила с мадемуазель Кутузовой, — продолжает хозяйка. — А дочь Сакакини — она кинодокументалиста — лет восемь назад сняла о ней фильм.

В тот же вечер по номеру телефона, который дала мне мадам Дебоно, звоню ее знакомой. Мадам Сакакини выслушивает меня довольно любезно.

— Мадемуазель Кутузова умерла 7 февраля 1988 года в возрасте 91 года, — сообщает она. — Я знала ее больше тридцати лет и готова ответить на ваши вопросы. Но только дней через десять — завтра утром я уезжаю в Александрию.

— А как найти вашу дочь? Говорят, она снимала фильм про Кутузову?

— Да, снимала, но дочь сейчас во Франции, работает над новым фильмом и вернется в Каир не раньше чем через месяц.

Что ж, подождем.

Недели через две я снова позвонил мадам Сакакини и договорился с ней о встрече. В назначенный час поднялся по обшарпанной лестнице старого дома на улице Рамсес в центре Каира на третий этаж. Пожилая, но бодрая хозяйка встретила меня приветливо и первым делом поспешила на кухню — варить традиционную чашку кофе. Я же тем временем разглядывал квартиру — просторную, уставленную старинной мебелью, но давно не ремонтированную и вообще какую-то неухоженную. А ведь мадам Сакакини — внучка одного из самых богатых и блестящих вельмож Египта начала XX века! Квартал в центре Каира, где стоит его бывший дворец, так и называется — «Сакакини». Чем не пример заката египетской аристократии!

Разговор начинаем, отхлебнув по глотку кофе.

— Значит, мадам Сакакини, вы были подругой мадемуазель Кутузовой?

— Голенищевой-Кутузовой, — поправляет меня хозяйка. — Звали ее Долли, Евдокия. Познакомились мы с ней на концерте в Александрии в мае 1956 года. Долли жила тем, что давала уроки фортепиано и выступала как аккомпаниатор. После концерта я предложила подвезти ее на машине домой, и она согласилась. Когда приехали, пригласила меня к себе. Разговорились. И знаете, как-то сразу между нами возникла симпатия. Вскоре мы подружились, и дружба эта продолжалась 32 года, вплоть до ее смерти. Она и умерла у меня на руках. Ничего не сказала, только перекрестилась…

— В Александрии у меня есть квартира, — продолжает рассказ мадам Сакакини, — и вот всякий раз, как я приезжала туда, обязательно заходила к Долли. Она была такой душевной женщиной! Будто мать мне родная. Много вспоминала и о своей семье.

— А не припомните ли, как она попала в Египет?

— Да, помню! Долли родилась 26 января 1897 года. Ее отец, Василий, был внуком брата вашего знаменитого маршала Кутузова. У самого маршала сыновей не было, так что род их продолжался по линии брата.

Тут надо сделать маленькое уточнение. Сын у Кутузова был, но он умер еще во младенчестве.

— Долли рано лишилась матери, еще в России. Когда произошла революция, отец забрал четверых своих дочерей и уехал за границу. Через Стамбул и Бейрут они попали в Александрию. Сестер звали Ольга, Валентина, Ансельма и младшую — Долли. Ольга вышла замуж, но муж, а затем и ребенок умерли. Они с Валентиной уехали потом из Египта. Одна — в Ванкувер, в Канаду, другая — в Чикаго, в Америку. Обеих давно нет в живых. Ансельма же ушла в монахини — в русский монастырь в Иерусалиме. В 60-е годы я даже как-то навещала ее. Ну а Долли всю свою жизнь так и прожила в Александрии.

— Значит, с ее смертью эта ветвь рода Голенищевых-Кутузовых оборвалась?

— Да, видно, оборвалась.

В словаре Брокгауза сказано, что Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов «умер, не оставив потомства по мужской линии, почему его фамилия была передана внуку его генерал-майору Павлу Матвеевичу Толстому и потомству его в порядке первородства». Но тогда почему именно у Долли оказалась шпага? Ведь это же родовая реликвия!