Вадим Бурлак - Русский Париж

Опасение Веры Николаевны насчет того, что «от его премии скоро ничего не останется», сбылось гораздо раньше, чем она предполагала.

Нобелевская премия в 1933 году составляла 170 331 шведскую крону, или 715 000 французских франков. Корреспонденту газеты «Сегодня» Бунин сообщил: «Как только я получил премию, мне пришлось раздать около 120 000 франков. Да я вообще с деньгами не умею обращаться. Теперь это особенно трудно. Знаете ли вы, сколько писем я получил с просьбами о вспомоществовании? За самый короткий срок пришло до 2000 писем…».

Иван Алексеевич почти никому не отказывал. Русские литераторы, художники, артисты, обосновавшиеся в Париже, чуть ли не ежедневно приглашали его на вечера, выставки, чтения, встречи, ужины, подразумевая, что Бунин, частично или полностью, заплатит за эти мероприятия.

Не прошло и года после получения Нобелевской премии, как Вера Николаевна, грустно улыбаясь, заявила приятелям:

— И снова — бедность…

В Париже, примерно за год до смерти, Иван Алексеевич вспоминал о своих достижениях в литературе после того, как покинул Россию.

«В эмиграции мною написано десять новых книг…

Мне принадлежат переводы в стихах: «Песнь о Гайавате» Лонгфелло, четыре фрагмента из «Золотой легенды» его же, «Годива» Теннисона, три мистерии Байрона (Каин, Манфред, Небо и Земля). Мои оригинальные произведения суть романы, повести, рассказы и стихотворения, вошедшие в издание «Петрополиса», сборник рассказов под общим заглавием «Темные аллеи», книга «Воспоминаний», книга «Избранных стихов» и книга «Освобождение Толстого» (о его жизни и учении).

Первое полное издание «Жизни Арсеньева» опубликовано «Издательством имени Чехова».

С 1920 по 1950 год только в Париже было выпущено в свет 14 книг Бунина: «Избранные стихи» (1920 г.), «Господин из Сан-Франциско», «Деревня», «Чаша жизни», «Митина любовь», «Последнее свидание, «Солнечный удар», «Избранные стихи» (1929 г.), «Жизнь Арсеньева», «Божье дерево», «Тень птицы», «Освобождение Толстого», «Темные аллеи», «Воспоминания».

В те времена такого количества изданных работ не было ни у одного русского писателя, живущего во Франции.

Однако многочисленные публикации в Европе и в США не давали возможности Ивану Алексеевичу жить безбедно. Его книги выпускались крохотными тиражами. В основном — несколько сот экземпляров каждая. Кроме того, некоторые издатели вообще не оповещали автора о публикации его произведений и не платили гонорары.

Даже мировая известность и присуждение самой знаменитой литературной премии не приносило Бунину достойного благосостояния.

Такое положение было мучительно для писателя, но, казалось, не влияло на его работоспособность. Знакомые Ивана Алексеевича отмечали, что в Париже он приучил себя писать, творить даже «в дни праздников и болезни».

Известие о захвате французской столицы гитлеровскими войсками застало Бунина в Грассе. Он как раз собирался отправиться по делам в Париж. Близость войны сломала, спутала все планы писателя. Почти пять лет ему пришлось провести на вилле «Жаннет» в Грассе.

Своему давнему приятелю, писателю Николаю Телешеву, Бунин сообщал о тех годах: «…пережили много всяких лишений, были под властью то итальянцев, то немцев — гестапо, которое долго разыскивало меня, что, однако не помешало мне написать большую книгу рассказов».

Во время войны в доме кроме Буниных проживало несколько их знакомых. Иван Алексеевич укрывал там от гестапо еврейскую семью.

После сообщения о нападении фашистской Германии на Советский Союз внимание Бунина постоянно было приковано к радио. Он купил огромную географическую карту СССР и каждый день отмечал на ней ход боевых действий.

Короткие и тревожные записи в дневнике писателя военной поры:

«1 июля 1941 года. Не запомню такой тупой, тяжкой, гадливой тоски, которая меня давит весь день…».

«6 июля 41 года. Противно — ничего не знаешь толком, как идет война в России…».

«13 июля 1941 года. Воскресенье. Взят Витебск. Больно».

«22 августа 1941 года. Война в России длится уже 62-й день… Как нарочно, перечитываю 3-й том «Войны и мира» — Бородино, оставление Москвы».

«13 декабря 41 года. Русские взяли назад Ефремов, Ливны и еще что-то… И какой теперь этот Ефремов, где был дом брата Евгения, где похоронен и он, и Настя, и наша мать!».

«4 марта 42 года. Полнолуние. Битва в России. Что-то будет? Это главное — судьба мира зависит от этого…».

«8 февраля 1943 года. Понедельник. Взяли русские Курск, идут на Белгород. Не сорвутся ли?».

«2 апреля 43 года. Пятница. Часто думаю о возвращении домой. Доживу ли? И что там встречу?».

«23 июля 44 года. Взят Псков. Освобождена уже вся Россия! Совершенно истинно гигантское дело!..».

Тревога и радость в дневнике по поводу сражений в России, а о своей обыденной жизни — грустные строки: «Второй день без завтрака — в городе решительно ничего нет! Обедаем щами из верхних капустных листьев — вода и листья!..

Нищета, дикое одиночество, безвыходность, голод, холод, грязь — вот последние дни моей жизни. И что впереди? Сколько мне осталось?..».

1 мая 1945 года Иван Бунин вернулся в освобожденный Париж. Писатель сразу обратил внимание на новые настроения в русской эмигрантской среде. Вчерашние недруги советской власти заговорили о возвращении на родину. С разгромом гитлеровской Германии у многих эмигрантов появилась надежда, что в России все должно измениться к лучшему. Подумывал над этим и Иван Алексеевич. Были встречи и беседы с послом Советского Союза во Франции Богомоловым, с советскими писателями, посетившими Париж. Уговоры, сомнения, противоречивые советы, уклончивые ответы… И все же он решился… Остался во Франции.

Едкая и остроумная Надежда Тэффи писала Бунину: «…что Вы потеряли, отказавшись ехать? Что швырнули в рожу советчикам? Миллионы, славу, все блага жизни. И площадь была бы названа Вашим именем, и статуя. Станция метро, отделанная малахитом, и дача в Крыму, и автомобиль, и слуги. Подумать только! Писатель академик, Нобелевская премия — бум на весь мир… И все швырнуть в рожу. Не знаю другого, способного на такой жест…».

Последние годы жизни Бунин безвыездно провел в Париже. Сердечная астма, эмфизема легких, бессонные из-за одышки ночи. Передвижения по городу становились все более затруднительными.