Вадим Бурлак - Русский Париж

В 1927 году, в беседе с журналистом, Куприн заявил: «Наша эмиграция? Мне кажется, она резко разбита на верхи, которые политиканствуют и спекулируют, и на низы, то есть массы. Верхушка холодна, эгоистична и бездушна. Но масса, большинство, что работает за станком у Рено и Ситроена, шоферствует и так далее, — это масса добра, отзывчива, заботлива друг к другу…

— Наше искусство? Что говорить о нашем искусстве?! Это наша единственная большая радость и наше оправдание. Скажу по совести, что, может быть, благодаря русскому искусству при мне никто и никогда не отнесся к русским неделикатно и нелюбезно…

— Опасность денационализации?.. Я не нахожу ее слишком серьезной; я знаю, что почти все русские семьи берегут русский язык у детей, хранят его. Ведь дети легко учатся и усваивают язык. Конечно, людям нашего возраста это страшней, но не будем говорить об этом. Русские люди очень емкие…».

Вскоре от небольших статей о бедственном положении послереволюционной России Куприн перешел к серии очерков: «Юг благословенный», «Мыс Гурон», «Париж домашний». Все они были посвящены французской жизни. Сам автор остался недоволен этими работами.

— Нет куража, нет полета… — отзывался о своих новых произведениях Александр Иванович.

Доволен он остался лишь романом «Юнкера». Куприн завершил его в 1933 году. Друзья писателя, да и он сам, надеялись, что после «Юнкеров» наступит добрый перелом и в творчестве, и в материальном положении.

Ничего в лучшую сторону не изменилось в жизни Александра Ивановича. Достатка не прибавилось, и подавленность, беспокойство о будущем семьи не исчезли, не развеялись, а лишь забывались в часы работы.

Энергичная и самоотверженная супруга писателя Елена Морицовна не сдавалась. Как вернуть литературе прежнего Куприна? Как обеспечить будущее дочери Ксении и самим прожить достойно и безбедно остаток жизни?..

Елена Морицовна занялась коммерцией. Но все ее предпринимательские проекты терпели крах. Организация переплетной мастерской завершилась финансовым провалом и новыми долгами.

Спешно, по бросовой цене, распродав оборудование мастерской, она открыла книжный и писчебумажный магазин на улице Эдмонда Роже. Чтобы не терять время и деньги на дорогу, Куприным пришлось в том же районе снять квартиру, более дешевую, чем предыдущая.

И снова — неудача. Гостей в новой квартире стало больше, а покупателей в магазине Елены Морицовны не прибавилось.

Пришлось свернуть и это предприятие.

В семье Куприных Париж принес удачу лишь юной Ксюше. Гордость и стойкость родителей передались ей.

Вырваться из нищеты, «подняться» над богатенькими подругами стало ее целью.

Красивая, не без таланта, энергичная Ксения, после монастыря «Дамы Провидения», попала в знаменитый парижский дом моделей Поля Пуаре. Вскоре на нее обратил внимание известный в ту пору французский кинорежиссер Марсель Лербье.

Ксения Куприна снялась у него в пяти или шести фильмах. Карьера в кино успешно продолжалась. Но заработки актрисы надо было тратить на соответствующий образ жизни звезды экрана. Кто-то из русских эмигрантов заметил, что деньги на пошив ее платья обеспечили бы семье Куприных пару месяцев безбедного существования.

Но у кинозвезд — свои правила жизни. Дочь все дальше уходила от семьи. Мир парижской богемы отстранил молодую актрису от родителей, с их заботами и проблемами.

Александр Иванович тяжело переживал это.

В десять — двенадцать лет Ксения читала все произведения отца. Любила их, гордилась ими, пересказывала подругам.

С приходом славы и популярности, ее отношение к творчеству Александра Ивановича изменилось. Снисходительные отзывы, пренебрежительный тон дочери обижали писателя.

Особенно покоробил Куприна один эпизод. Как-то раз его подвез на такси редактор «Иллюстрированной России». Шофер оказался соотечественником.

Услышав фамилию одного из пассажиров, водитель поинтересовался у Александра Ивановича:

— Так вы отец замечательной Ксении Куприной?..

Водитель, очевидно, не читал произведений Александра Ивановича.

Этот случай потряс Куприна. Конечно, он гордился успехами дочери. Но все же…

Поделился с Еленой Морицовной:

— Представляешь, кто я теперь в Париже?.. Всего лишь — отец знаменитой дочери…

И все же в непростые для Куприна годы эмиграции появились его замечательные творения: «Ольга Сур», «Дурной каламбур», «Блондель», «Светлана», «Ночь в лесу», «Вальдшнепы» и другие.

Именно в Париже Александр Иванович задумал написать большую книгу о животных. Однако удалось для этого цикла создать лишь один рассказ — «Ральф».

— Кажется, катится колесо времени, а куда повернет в следующее мгновение, что сметет на своем пути, — никто толком не знает… — говорил близким Александр Иванович.

О повести Куприна «Колесо времени» критики отозвались весьма сдержанно. Большинство соотечественников в Париже не читали ее.

В 30-х годах прошлого века русская эмиграция чаще говорила не о творчестве Куприна, а о его судьбе и поступках. Даже не любивший сплетен и дурно отзываться о своих знакомых Владимир Набоков писал: «В тридцатых годах помню Куприна, под дождем и желтыми листьями поднимающего издали в виде приветствия бутылку красного вина…».

Действительно, «колесо времени» совершило роковой оборот. Те из русской эмиграции, кто недавно восторгались его повестями и рассказами, стали больше судачить о неприятных эпизодах из жизни Александра Ивановича.

А может, во всех бедах виноваты эмигрантская среда и чужая страна?..

Слабая надежда — найти причины собственных ошибок не в себе самом… Но она все же накрепко засела в сознании Куприна.

— А что если сменить Париж на Москву?.. Вдруг снова заиграет вовсю творческая силушка?.. Кто бы ни топтался по родимой земле, а она все равно остается родной. Вон Алешка Толстой — пересилил гордыню и страх и возвратился. Да как сумел развернуться!..

Робкая надежда подпитывалась невзгодами и обещаниями из СССР.

Сталин прекрасно понимал: одолеть врага — это лишь видимая форма победы. Заставить врага воспевать тебя и публично каяться в былой ненависти — вот истинный триумф!..