Наталья Командорова - Русская Прага

«Слава Богу, что об этом агент узнал первым, — с облегчением подумал Головин. — Теперь главное — обезопасить царя… Но сделать надо хитро, чтобы не вызвать государева гнева… Уговоры и предупреждения не подействуют… Может, самому внезапно найти потерянный обоз?.. Да, пожалуй, это единственный выход. А может, сделать это чужими руками? Возницына, к примеру? Ведь он не в курсе нашего с Петром Алексеевичем разговора…»

Отослав агента, Федор Алексеевич, весь в мучительных размышлениях, дождался в тот вечер возвращения царя и все же решился на разговор. Однако, к его неописуемой радости, Петр выслушал Головина спокойно и внезапно сам поставил все на свои места, не вынуждая знатного царедворца идти на сделку с совестью с подставой Возницына. Государь просто приказал «срочно найти» обоз, а всему Посольству — отправляться в Вену.

Некоторые биографы Петра Великого полагали, что он был равнодушен к театру. Но так ли это?..

Когда Головин уходил от Петра Алексеевича, то заметил необычайную бледность лица государя. Он не догадывался, что причиной царского беспокойства была ссора между Петром и Францем Лефортом — пожалуй, последняя в их взаимоотношениях. Через год Лефорт заболел и умер. Опечаленный Петр по этому поводу впоследствии сказал: «На кого мне теперь положиться? Он один был верен мне!..»

А поссорились они якобы из-за пражской гадалки, которая напророчила Петру всяческие беды, включая казнь родного сына Алексея Петровича, и предупредила, что их можно избежать, если царь поборет свою гордыню. Иначе закончится на Петре царская власть по мужской линии и наступит «бабья»…

Рассерженный Петр выгнал взашей предсказательницу и обрушил свой гнев на попавшегося под руку Франца. Лефорт обиделся и зло отвечал, что Петр злится, потому что ворожея попала в точку. А еще верный Лефорт умолял Петра Алексеевича усмирить свою гордыню, так как в противном случае быть многим бедам. Франц Яковлевич даже готов был добровольно расстаться с чином генерал-майора, пожалованным ему царем по случаю рождения царского наследника, — ради того, чтобы Петр Алексеевич прислушался к словам пражской ворожеи.

После этих слов Петр понял, что перегнул палку, и извинился. Друзья помирились, и их разговор переключился на государственные дела. После близкого знакомства с Прагой оба восхищались императором Карлом IV и считали, что российскую державу нужно строить так, как делал это чешский король: фундамент — славянский, надстройка — европейская. При этом нельзя повторять его ошибок и не позволять слишком много вольностей иноземцам в делах хозяйственных и политических. Одно дело — свобода в архитектуре и искусстве, другое — в государственных службах. Если могуч фундамент, любое строение устоит.

— А Прага хороша… — мечтательно произнес Петр I. — Словно памятник на века… Хочу такой же город…

Когда Петр I вернулся в Москву в 1698 году из длительного заграничного путешествия, царевичу Алексею исполнилось восемь лет. Наследник живо откликался на отцовские рассказы о странах, где пришлось ему побывать. Это были те редкие встречи, которые им выпадали в жизни. Как известно, о наследникев основном заботилась сестра Петра царевна Наталья Алексеевна.

Поведал Петр юному Алексею о несравненной Праге. Очевидно, восторг отца этим городом передался сыну, так как царевич нетерпеливо поинтересовался, сможет ли он тоже увидеть этот город. Петр I пообещал исполнить желание наследника.

Однако после этих слов Петр внезапно погрустнел. Он вспомнил пророческие слова пражской гадалки о будущей казни сына. Верил — и не верил. Пока ничто не предвещало недоброго предсказания. Отец с удовлетворением отмечал живой умсвоего наследника, упрямство сына относил к положительным качествам царевича, всячески поощрял его стремление к знаниям.

Петр гордился сыном, когда учитель-воспитатель говорил, что «царевич разумен далеко выше возраста своего, тих, кроток, благочестив», свободно читает, пишет и говорит по-французски и по-немецки, неплохо знает латынь.

Единственное, что не нравилось Петру в сыне как в будущем правителе России — нежелание действовать с позиции силы. «Удался весь в деда созерцательного!..» — частенько в сердцах говаривал царь, имея в виду характер своего отца, Алексея Михайловича, прозванного народом Тишайшим. А своему наследнику Петр пояснял: "Непротивление злу насилием" — это для простого люда, для царя больше подходит "На бунты — насилием, на иноземную угрозу — войной". А ты ведь будущий государь!..»

Как впоследствии показало время, Петр I оказался прав: именно те качества характера, которые не нравились ему в сыне как царском наследнике, и использовали заговорщики, втянув Алексея Петровича в интриги против государя.

Петр I, на примере своего сына Алексея, решил переломить еще одну старорежимную традицию русского престолонаследования, которая заключалась в том, что практически все наследники избирали себе семейную половину среди своих подданных.

На этот раз, не спросив мнения своего сына, Петр, с помощью Меншикова, присмотрел невесту среди иностранных августейших особ. Выбор пал на сестру австрийской императрицы Елизаветы — шестнадцатилетнюю кронпринцессу Софию-Шарлотту. В те времена австрийский двор был одним из самых богатых в Европе.

Алексей покорился воле отца, и в 1711 году состоялось бракосочетание. То, что молодая жена русского царевича не захотела поменять лютеранское вероисповедание на православное, вызвало ропот недовольства среди подданных. Однако самого Алексея Петровича это обстоятельство, похоже, мало волновало.

У них долго не было детей, и только спустя три года после свадьбы, в 1714 году, родилась дочь Наталья. Но даже это замечательное событие не смогло заставить царевича по-настоящему полюбить законную супругу, он по-прежнему уделял ей мало внимания, зачастую с радостью ссылаясь на неотложные дела государственной важности, которые поручал ему отец.