Даниэль Жирарден - Гувернер Романовых. Cудьба Пьера Жильяра в России

С большой долей вероятности можно утверждать, что Алексей принимал аспирин, препарат, обладающий выраженным терапевтическим эффектом. Это универсальное средство из Швейцарии, введенное в употребление в 1858 году, действует, кроме всего прочего, и как обезболивающее. Но тогда еще не знали, что аспирин разжижает кровь и противопоказан при гемофилии. Распутин с самого начала настаивал на прекращении приема любых лекарственных средств. Он мог оказать положительное влияние на ход болезни по причинам, весьма далеким от мистики. Прекращение приема аспирина привело к улучшению состояния Алексея.

Почва для идей Распутина была подготовлена заранее, поскольку Александра Федоровна питала слабость ко всему сверхестественному. Вероятно, в этом проявлялось влияние ее матери Алисы, увлеченной спиритизмом, участвовавшей в сеансах столовращения, – салонном увлечении, вошедшем в моду в конце XIX века. Для того чтобы стать Императрицей, Александре Федоровне, в молодости немецкой протестантке Алисе Гессенской, пришлось принять православие. Для этой глубоко верующей женщины смена веры была непростым и тщательно обдуманным решением. Жильяр считал, что «православие вполне соответствовало ее одержимости мистикой, а ее воображение захватывали византийски пышные церковные обряды. Она приняла новую веру со всем пылом неофитки. Распутин представлялся ей почтенным старцем в ореоле святости».

Чтобы родить мальчика, Александра Федоровна прибегала к самым разным ухищрениям и регулярно обращалась за помощью к ясновидящим, ворожеям, блаженным и пр., сношения с которыми были распространены в аристократических кругах так же широко, как пристрастие к кокаину. Богатым бездельникам и бездельницам, жаждущим развлечься без излишнего риска, был в ту пору свойствен избыток мистицизма. Однако для глубоко религиозной, мнительной и впечатлительной Александры Федоровны Распутин очень быстро стал единственной надеждой на избавление ее сына от мук или даже смерти.

Болезнь Алексея Николаевича и вполне понятное отчаяние, вызванное этим несчастьем, побуждали царицу все больше доверяться чудесам, и вскоре она полностью подчинилась тому, кто сумел создать наиболее яркую иллюзию Чуда. Страдания Алексея были им не заслужены, и с ними нельзя было смириться, даже если, по мнению матери, они были посланы Богом. Распутин, которого она считала чуть ли не пророком, представлялся ей тем, кто способен испросить прощение у Бога для нее и для ее сына. Тем не менее старец вовсе не был святым. Он цинично воспользовался этой ситуацией в своих целях. Вскоре разговоры о скандалах, связанных с его именем, стали не менее популярными, чем слухи о его святости. Сплетни об оргиях, разврате и сексуальной извращенности Распутина распространились от Санкт-Петербурга до Москвы. В полицию поступало все больше и больше доносов на Распутина, и они становились все тревожнее. Темные дела, в которых был замешан старец, бросали тень на репутацию Царской Семьи, благодаря защите которой он был недосягаем для правоохранительных органов. И Царь и Царица, люди строгих моральных устоев, закрывали глаза на его шокирующее поведение.

Сэр Брюс Локкарт рассказывал о том, как однажды вечером ему довелось стать свидетелем отвратительной сцены в «Яре», самом шикарном ресторане Москвы. Из одного из кабинетов, скрытого занавесями, внезапно вышел мертвецки пьяный Распутин с обнаженным половым органом, выкрикивая угрозы, а вслед ему неслись женские крики и звон разбитого стекла. Растерянные полицейские, зная, с кем они имеют дело, не решились вмешаться. Они сообщили о происшествии участковому, тот связался с полицмейстером, который поставил в известность градоначальника, который в свою очередь обратился к губернатору Москвы Джунковскому. Губернатор приказал отвести Распутина в отделение и продержать его там до утра.

Александра Федоровна с сыном в Ливадии. 1911 г.

На следующий день обезумевший от гнева Распутин первым же поездом выехал в Санкт-Петербург. Через двадцать четыре часа Царь отправил Джунковского в отставку [1]. Из чувства мести бывший губернатор обнародовал полицейские рапорты а похождениях старца, особенно те, в которых сообщалось о плотских утехах «святого» со многими женщинами, в том числе с теми, имена которых были широко известны. В ответ Николай издал указ, запрещавший упоминать в печати имя Распутина. 8 января 1916 года Императрица написала мужу письмо, в котором недвусмысленно выразила сое мнение: «Джунковского и Орлова следует выслать прямо в Сибирь. После войны ты должен убрать их обоих».

По сообщению Жильяра, зимой 1910 года гувернантка Софья Тютчева, обеспокоенная шатаниями Распутина по спальням слишком еще юных великих княжон, воспитанием которых она занималась, попросила Императрицу запретить ему доступ к комнатам девушек. У нее были веские причины для такого поступка после обвинения старца в изнасиловании подруги княжон, Марии Вишняковой. Эту историю быстро замяли, но слухи продолжали ходить по дворцу. Император, прочитавший все полицейские рапорты, осознал угрозу, нависшую над его дочерями и запретил Распутину подниматься в комнаты детей.

Софья Тютчева и Мария Вишнякова были уволены Императрицей и вынуждены покинуть дворец: «Дети не просто никогда не говорили о Распутине в моем присутствии, но избегали любых намеков на все, что указывало бы на его присутствие». Жильяр внимательно следил за происходящим во дворце, искал информацию, проверял слухи, усиливал меры предосторожности: «Все очень боялись, как бы я не встретил его, так как комнаты во дворце, которые я занимал, находились рядом с комнатами Цесаревича. Поскольку я требовал, чтобы слуги, приставленные к нему, сообщали мне о малейших событиях в его жизни, эти встречи не могли происходить без моего ведома».

Жильяр заметил, что Распутин регулярно захаживал к Анне Вырубовой, фрейлине и близкой подруге Александры Федоровны и Распутина. Вырубова пользовалась полным доверием Императора. Некоторые недоброжелатели считали ее сумасшедшей. Жильяр эту «невежественную и лишенную здравого смысла» женщину называл «сентиментальным и мистически настроенным существом». Он же писал, что «она была способна на любые жертвы ради Императрицы, но сама ее преданность была опасной». Темные дела Распутина могли бы оставаться семейной тайной, которых и без того было немало. Однако старец стал слишком близок к Императрице, считавшей его гласом Божьим не только в делах, относящихся к здоровью ее сына, но и в политике.

По мнению Жильяра, он был, «несомненно, врагом, совершенно бессовестным и чрезвычайно ловким». В ноябре 1916 года Жильяр сопровождал Царя и Цесаревича в Киев. Там вдовствующая Императрица Мария Федоровна, мать Императора, вместе с многочисленными великими князьями предприняла последнюю попытку убедить своего сына изгнать Распутина из дворца. Царь ужасно переживал, так как знал, что его жена не смирится с подобным решением: «Он никогда не казался мне столь расстроенным, – писал Жильяр после беседы с ним. – Он стал нервным и вспыльчивым, хотя всегда держал себя в руках, и даже два или три раза грубо разговаривал с Алексеем Николаевичем». Царь не сделал ничего. Сестра Александры Федоровны, Элла, которую та очень уважала, приехала из своей обители в Москве, чтобы увидеться с Императрицей в Царском Селе, урезонить и предостеречь ее. Их встреча была очень короткой, и больше они никогда не виделись.