Дмитрий Соколов-Митрич - Яндекс.Книга

— Конечно. Были произнесены какие-то ритуальные слова: мол, мы так и не поняли, что вы хотите делать, но вы крутые ребята и человек у вас переезжает в Остин, так что все хорошо. Они предложили нам делать наш продукт на базе ASP, application service provider — того, что сейчас называется облачными вычислениями, сервисами и приложениями. Я заинтересовался и стал этот вопрос активно изучать; в результате у меня возникла идея развивать то, что впоследствии стало компанией Parallels. Я предложил немцам совместно делать ASP, но они хотили свое E-(непонятно что)-economy, и мы с ними разошлись. Через год они благополучно закрыли свою лавочку, а мы стали делать Parallels. Вот такая извилистая история успеха.

— Давайте как-то инвентаризируем ваши достижения. Что вы считаете самым главным?

— Наверное, ничего. Это просто бизнес, в создании которого я участвовал. Во-первых, компания Rolsen, которая продолжает производить телевизоры и пылесосы до сих пор; ею я не занимаюсь уже больше 10 лет. Во-вторых, это Acronis, мировой лидер в определенных сегментах резервного копирования, аварийного восстановления и безопасного доступа к данным. В Acronis работают 700 человек, с разработкой в Москве и штаб-квартирой в Бостоне; компания растет и, я думаю, станет очень большой. Еще есть Parallels, со штатом в 950 человек и двумя главными разработками. Первая — это широко известный продукт, позволяющий запускать PC-приложения на Macintosh (наш софт стоит где-то на шести процентах всех «яблочных» компьютеров). Вторая — это кросс-платформенное программное обеспечение и решения для предоставления хостинга и облачных услуг. Четвертая компания, к которой я имею отношение, это Acumatica, производящая бухгалтерский софт и enterprise soft planning для средних и малых бизнесов; она быстро развивается и по потенциалу сравнима с Parallels. Наконец, есть еще венчурная компания Runa Capital, которая инвестирует в большое число технологических стартапов по всему миру. Начиная с весны 2013 года моя основная работа — Acronis.

— Насколько я знаю, есть еще фундаментальная наука.

— Да, мы создали фонд Qwave Capital, который инвестирует в компании, связанные с научной деятельностью — с фундаментальной и квантовой физикой, которые сейчас, по сути, срастаются.

— Это работа на вечность или тут тоже трезвый расчет?

— Трезвый расчет тоже. Сейчас одно из самых бурно развивающихся направлений в физике — это попытка создать квантовый компьютер. Такой компьютер работает на немного других алгоритмах и некоторые задачи может решать значительно быстрее, чем обычный. На пути к созданию квантового компьютера можно сделать массу полезных вещей.

— Каким вы видите будущее IT-индустрии в России?

— Сложный вопрос. Надо сказать, что мой настрой всегда был оптимистическим. В последнее время я стал более скептически относиться к российским реалиям, раньше я был оптимистичнее. Чтобы создавать новые знания, чтобы выигрывать в технологических областях, необходима атмосфера, которая этому способствует.

— Свобода?

— Да, но не только та свобода, о которой люди кричат на улицах. Для создания нужной атмосферы необходимо возродить фундаментальную науку, довести до конца инициативы вроде «Сколково», развивать Физтех. Если грамотно потратить несколько миллиардов долларов, то Физтех войдет в топ-30 лучших вузов мира — для этого мы создали Физтех-Союз. Но по каким-то причинам все это натыкается на барьеры. Я сейчас не понимаю, куда движется Россия. Сначала был какой-то всплеск: «Сколково», Роснано, РВК. Сейчас я потерял нить. «Сколково» несколько придавили, и альтернативных инициатив нет. Кто-то считает, что за этим стоят определенные группы интересов. Мне кажется, что никаких групп нет, а есть просто бардак, бестолковый менеджмент и плохо расставленные приоритеты. Поддержкой и развитием фундаментальной науки может заниматься только государство, ее не может финансировать бизнес. Но государство сейчас недостаточно смотрит в эту сторону; считается, что все должно быть прикладным и образование возможно без науки.

— Может, это вопрос менталитета? В Кремниевой долине очень хорошо видно, что русские плохо умеют строить команды.

— Русские очень критичны сами к себе. Чтобы развивать технологии, надо иметь оптимизм, а не говорить, что русские не умеют того или этого. Придите на любое собрание в России — вместо того чтобы говорить о планах и достижениях, мы говорим о проблемах и о том, почему у нас ничего не получится. Хотя по факту в России за последние пятнадцать лет было создано больше технологических компаний, чем в Германии. Притом что там есть и сильная наука, и многолетняя бизнес-культура. Тем не менее у нас появились «Яндекс», Mail, Parallels, Acronis, Касперский, ABBYY, ТФТ, 1С и продолжают создаваться новые бизнесы. Можно, конечно, говорить, что «Яндекс» — это толпа айтишников, которым просто повезло, но это разговоры для бедных. Толпа с десятками миллиардов в руках, которая успешно конкурирует с Google и не умеет создать команды? Как так?

— В вашей команде вы боретесь с этой страстью к чрезмерной самокритике?

— Нет, не боремся. В такой привычке есть и свои положительные черты, к тому же это часть российской культуры, которая сейчас постепенно улучшается: люди становятся более адекватными. Привычка жаловаться быстро пройдет, когда появится определенная перспектива.

— Мы брали интервью у Варданяна, который стоял у истоков «Сколково». Он сказал, что они проводили опрос студентов, и выяснилось, что 85 процентов из них хотят быть чиновниками. Как-то невесело.

— Это устаревшая картинка, это было два-три года назад, сейчас совсем другие цифры. Сегодня многие хотят быть предпринимателями и инвесторами, в том числе заниматься технологиями. Это нарастает, это похоже на волну в океане. Но чтобы из этого что-нибудь вышло, нужны не только активные предприниматели, но ученые и инженеры. А они готовятся наукой и образованием. Если их нет, то сколько бы ни было денежных вливаний в «Сколково», ничего не произойдет. Нужна масса ученых, которые будут нарасхват у предпринимателей.

— В вашем пересказе история вашего бизнеса выглядит как увеселительная прогулка. Так ли это на самом деле? Как часто вам хочется все бросить и просто жить нормальной жизнью?

— Несколько раз у меня были очень большие трудности с бизнесом и я чувствовал себя чрезвычайно плохо. Но я ничего не собирался бросать. Меня поражают люди, которые сетуют: зачем такая работа, из-за которой жить некогда? Для меня работа — это и есть жизнь. Мы с одним моим знакомым еще в детстве сформулировали, что самое сложное в жизни — это полюбить несладкий чай. Заниматься по-настоящему можно только тем, что любишь. Поэтому чтобы чем-то всерьез заняться, надо это что-то любить.