Игорь Зотиков - Зимние солдаты

Но, конечно, картина была бы не полной, если не сказать о собаках. Всегда по вечерам у ног Петра Леонидовича лежал серый дворовый пес, который днем сидел на цепи в будке, – Полкан.

Это был очень старый, хоть и крепкий пес. Чрезвычайно добрый к людям, он не терпел ничего живого в округе, что было бы сравнимо с ним по силе или слабее его. Поэтому днем, когда поблизости гуляли со своими собаками хозяева других дач, Полкан сидел на цепи у своей конуры. Но к вечеру мы спускали Полкана с цепи, и он пулей радостно убегал куда-то и лишь через полчаса-час возвращался, просился домой, чтобы блаженно полежать на полу у огня.

Отдых у камина и разговоры начинались обычно с шести-семи и иногда были очень серьезны.

– Петр Леонидович, если у вас есть настроение, расскажите о времени вашего возвращения из Англии, – попросил я однажды.

И Петр Леонидович принялся вспоминать:

– Дело было в тридцать четвертом году, я приехал в СССР, и через некоторое время мне просто сказали, чтобы я сдал свой международный паспорт и получил обычный, гражданский. «Как же я его сдам, я же приехал из Англии на машине и собираюсь туда обратно?» – «Обратно вам лучше не ехать, – сказали мне. – Вы очень нужны сейчас здесь, в стране». – «Но у меня в Англии дети!» – «За детьми поедет ваша жена. Она тоже умеет управлять машиной».

– До Англии я добиралась на пароходе, – вмешивается в разговор Анна Алексеевна. – В Лондоне, когда я была уже одна, случилась неприятность. Машина заглохла в самом центре движения, даже полиция не смогла ее завести. Правда, через некоторое время она таки завелась.

– Да, так вот, Игорь, – продолжал Петр Леонидович, глядя в потухший камин. – Встречать жену и детей я поехал на границу сам, но чтобы со мной ничего не случилось, ко мне приставили человека. Его звали Леопольд Ольберт. Его назначили моим заместителем. Перед этим он тоже был заместителем у Вавилова в Оптическом институте. Только через некоторое время мне удалось-таки от него отделаться… Однако после смерти Берии, когда перетрясали органы, он, по-видимому, остался без работы и просился ко мне в институт, но я его не взял, и он очень обиделся. Аня, расскажи, как ты его обезоружила, – внезапно оживляется Петр Леонидович.

– Да, я его обезоружила, – вспыхнув, как девушка, радостно сообщает Анна Алексеевна, вытирая стол после ужина. – Мы уже подъезжали к Москве, после того как Петя встретил меня в Негорелом. Мы с Петей сидели в одном купе с Ольбертом. «Да, Анна Алексеевна, – говорил он, – я поехал с Петром Леонидовичем, чтобы не дать злоумышленникам увезти его за границу, если бы они захотели это сделать». – «А как бы вы смогли их задержать?» – «Очень просто, с помощью оружия», – ответил Ольберт улыбаясь. – «Значит, у вас есть оружие?» – «Конечно», – ответил Ольберт. «И сейчас есть?» – «И сейчас…» – «Не может быть, покажите». Ольберт достал револьвер. – «Так он же не заряжен, дайте-ка я посмотрю. Так люблю оружие. – Револьвер оказался в моих руках. – Ну а теперь не шевелитесь, я вас арестовываю».

Вы бы видели его лицо, Игорь, когда я сказала, что мне надоело держать его под арестом и сейчас я просто выброшу револьвер в окно. Как он умолял меня, став вдруг другим человеком… Это Петя его пожалел, сказал: «Отдай ему «игрушку»…

– А вы знаете, Игорь, что в тридцать седьмом – тридцать восьмом годах в моем институте был арестован только один человек, – вдруг начал вспоминать Петр Леонидович. – И это был Ландау. В тот же день я написал письмо Сталину, где просил его дать указание куда надо, чтобы к делу Ландау отнеслись «повнимательнее». Писал о том, что утрата Ландау – большая потеря для науки и что мне трудно поверить в нечестность Ландау. На письмо ответа не было. Прошел почти год, я в это время открыл явление сверхтекучести и решил, что есть хороший повод вновь попытаться освободить Ландау. Я написал письмо Молотову, где сообщил, что открыл новое важное физическое явление, но что единственным человеком, который сможет его по-настоящему теоретически объяснить, является Ландау»…

Через несколько дней Капицу вызвали на Лубянку.

– Вызвали меня к часу ночи, – рассказывал Петр Леонидович. – Провели в большой кабинет, где сидели два человека. Оказалось, что это заместители Берии – Кобулов и Меркулов. Оба потом были расстреляны. «Вы понимаете, – говорят, – за кого вы просите? Это же опасный человек, шпион, который во всем сознался. Вот почитайте…» – и пододвигают мне огромный том. Но я читать его не стал. «Могу, – спрашиваю, – задать вам только один вопрос?» – «Пожалуйста», – говорят и смеются. «Скажите, какая ему, Ландау, корысть, каков мотив тех преступлений, которые, вы считаете, он совершил?» Мне отвечают, что мотивы никого не интересуют. Я опять за свое, привожу примеры из литературы…

Проговорили до четырех утра. Особенно с Меркуловым, который оказался очень начитанным… Жаль, оба эти человека обладали, по-видимому, большими организаторскими талантами, но были совершенно беспринципны. Перед концом нашей беседы один из них говорит: «Хорошо, Капица, если вы согласны поручиться за Ландау, пишите письменное поручительство, в случае чего будете отвечать». Я написал, и через два дня в институте появился Ландау. Я так и не сказал ему, что за него поручился. Только через много лет это все стало ему известно…

На меня было два покушения. Одно сразу после того, как меня не выпустили. В меня кто-то стрелял, когда я гулял на островах в Ленинграде. Второе – когда я уже жил на даче, в опальные годы. По-видимому, по поручению Берии. Мне сказали, что Берия уговаривал Сталина посадить меня, но Сталин сказал: «Убрать его с поста директора можно, но дальше ты его не трожь…»

Кстати, самому Сталину я написал около пятидесяти писем. Сохранились их копии, черновики. И почти на каждое я получил ответ. Мне обычно звонил Маленков и сообщал содержание ответа. Письменный ответ я получил лишь однажды.

Как-то, когда я жил зимой на даче и был не у дел, ко мне приехал человек, которого я когда-то видел в Высшей партшколе, и вручил мне папку перепечатанного на машинке текста статьи по экономическим проблемам. Человек сказал, что сейчас эта статья ходит в высоких кругах, но текст ее очень секретен, однако этот человек на свой страх и риск переписал ее, так как знал мой интерес к проблемам экономики. Я сразу понял, кто это писал, отложил все дела и через неделю на семнадцати страницах написал замечания по работе и отослал их Сталину. Еще через месяц статья Сталина была опубликована в газете «Правда». Там уже были учтены и некоторые мои замечания в точности в тех же словах, как они написаны в моей записке.

Мой собеседник надолго замолчал.