Ханну Мякеля - Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского

Чиж тоже безмерно полюбил Финляндию. Дошло даже до того, что когда Мартти перевел для него афоризмы Самули Паронена, они стали его путеводными ориентирами. Чиж увез афоризмы с собой в Москву, где их декламировали в клубе афористов и, насколько я помню, даже напечатали в каком-то журнальчике.

— Паронен — мой учитель, — по-прежнему говорил Чиж, когда мы встретились в Москве в 2005-м.

Чиж уже перенес инфаркт, и второй, но упорно держался за этот мир и увлекался, как раньше. Морщины на лице с годами стали глубже, но в бороздах серьезности проглядывали морщины радости, и горел огонь духа: «Мир — это слово». К этой фразе нужно добавить и ту вескость и глубокое спокойствие, с которыми Чиж произносит это название книги афоризмов Паронена.

Чиж всегда оставался самим собой, искренней душой. «Оставайся в живых, все остальное мы можем тебе купить!» — этому грузинскому тосту научил меня именно он.

Чиж тоже написал мне несколько писем, и в письме начала 80-х годов я нахожу краткую и приятельскую характеристику нашего друга Эдуарда:

«Эдика я почти не вижу, он постоянно возится то с литературой, то с телевидением, то с семейными делами — ты же знаешь его. А если заглянет, так только на две минуты: «Привет, Чиж! Мне сейчас опять надо бежать!»

В Финляндии приятели, однако, держались вместе. Все-таки у ключа от номера в «Сеурахуонэ» был и свой недостаток. Ведь мы, хозяева, его использовали, потому что хотели предложить гостям лучшее, что имелось в доме: лососину, оленину, форшмак и икру, например. Ээту всегда послушно ел все предложенное, пока, несколько лет спустя, когда однажды мы спросили, чего ему в самом деле хочется, он сначала помолчал, но затем набрался храбрости и сказал: «Сосиски, можно ли их, обычные сосиски? И жареной картошки». Я спросил у старшей официантки Тойни, может ли кухня поджарить сосиски, — вспоминаю ее всегда мягко улыбающееся лицо, как только подумаю, — и добрая Тойни сразу же отправилась на кухню спросить.

— Нет, — посетовала она, вернувшись.

— А ведь магазин в вокзальном туннеле еще открыт? Тогда он был открыт, работал до десяти вечера. Тут же в гостинице есть мальчик на побегушках?

— Найдется.

И вот мальчику на побегушках пришлось отправиться в магазин купить сосисок. А потом Ээту получил наконец те полуфабрикаты, которые годами тайно и тихо вожделел в Финляндии вместо форели, и оленины, и прочих деликатесов: самую жирную в мире и вредную для здоровья домашнюю еду; кажется, в ней в довершение ко всему, словно саван, расплылась и яичница. Но наконец-то Эдуард ел то, что действительно любил, и трапезничал он с большим аппетитом, в окружении благоговейной и ничем не нарушаемой тишины.

Но до этого еще должно было пройти время. Сейчас гость делал то, что хотели хозяева, и ел те особые деликатесы, которые ему подносили. То, что было угодно тогда хозяевам, стоило недешево. Когда пришел счет за гостиницу, отдел детской книги не улыбался. «Хавико Павико», как Эдуард называл в своих письмах Пааво Хаавикко, закатил мне настоящий выговор, перебирая на столе счета за гостиницу и питание. Марье Кемппинен счета не понравились, и она отнесла их нашему шефу.

Правда, они были немалые. Но есть одно «но». Я просто не мог устоять перед этими расходами. В мире было так мало хорошего, так мало настоящих людей и радостей. Можно же было все-таки хоть раз не изучать всегдашние цифры, а сделать что-то особенное. Мы можем себе это позволить, они нет… Больше такого никогда не повторится! И не повторилось, вместе эти двое уже в Финляндию не приезжали.

И вышло так, что, с минуту побормотав, Хавико Павико уступил и понял нашу точку зрения. Маленькая, но зажиточная Финляндия, большой, но бедный Советский Союз… Люди жили и там, как опять-таки мы видели. Настоящие люди, кроме всего прочего. Да. Почему бы нам не устроить им праздник, дать маленькое счастье, хотя бы его мимолетный суррогат? Это была правда. Что тут еще скажешь. В любом случае счета нужно было оплатить. И вышло так, что наш отдел отечественной литературы включил их в свой бюджет расходов, чтобы избежать излишних эмоций.

В моем архиве, кроме писем, хранятся еще и копии тех документов, с помощью которых мы постоянно и непрерывно старались через равные промежутки времени вытащить Эдуарда в Финляндию подышать немного отравленным воздухом финского смешанного капитализма. Осталось одно из приглашений, скрепленное по-прежнему действительными и подлинными подписями; на всякий случай их, по-видимому, сфабриковали много. Первой приглашающей стороной выступает издательство «Отава» и Хейкки А. Реэнпяа — председатель правления издательства. Второй — Антти Туури, тогдашний председатель Союза писателей Финляндии. Третьей — генеральный секретарь Кристина Порккала из общества Финляндия — Советский Союз, а четвертой — оргсекретарь Союза драматургов Финляндии Пирье Вестман.

Приглашение было направлено в Союз писателей СССР 1 октября 1982 года, и его главная идея — рассказать, как популярен Эдуард в Финляндии и как именно его приезд укрепит дружеские отношения между нашими странами. К приглашению прилагались собранные Пирье Вестман цифры и статистические показатели; она действительно хорошо позаботилась о распространении пьес Эдуарда. В 1978–1979 годах детские пьесы Эдуарда собрали больше всего зрителей в нашей стране, целых 112 531. С 1977 года его пьесы на дату приглашения прошли в семнадцати театрах в общей сложности больше тысячи раз! А в 1982 году было три новых премьеры. Приглашение ориентировано на весну 1983 года, визит должен был состояться «в удобное для писателя время»… И в конце была добавлена вечная фраза, важная для направляемых в Советский Союз приглашений, которую я до сих пор помню наизусть со всеми вариациями: «Все расходы, связанные с визитом, нести будет, естественно, приглашающая сторона».

Приглашение ушло, и Эдуард вспоминает, что в конце концов его выпустили, но не сразу, а «после некоторых скандалов и писем». Он написал тогда в Союз писателей СССР письмо, в котором была и такая фраза: «Почему вы не выпускаете меня? Если я агент, тогда скажите мне, агент какой разведывательной организации». Такой связи в Союзе не нашли или все-таки не сумели, не захотели придумывать. И наконец приглашение подействовало. Но это по-прежнему было нелегко.

Если уж в Финляндию попасть было трудно, то остальная Европа была под еще большим замком. Эдуард познакомился в Москве в 1984 году с голландской писательницей Элс де Грун. Та увлеклась Эдуардом и захотела написать общую с Ээту книгу. В 1989 «Год хорошего ребенка» был наконец готов, но в Голландию Ээту за все годы процесса работы так и не выпустили; Элс с мужем, правда, в Москву прилетала. Тогда Ээту начал свою войну: он писал и звонил все более высокопоставленным чиновникам — в конечном итоге в Центральный Комитет (ЦК) и, наконец, в КГБ.