Хью Броган - Джон Кеннеди

Это обращение к силе и энергии, несомненно, было смелым: публика еще помнила правление Эйзенхауэра, его сердечные приступы и боли в животе, и не знала о проблемах Кеннеди со здоровьем. Тактика имела заметный успех. Кандидатство Кеннеди открыло дорогу молодым смелым идеалистам, многих из которых вдохновили кампании Эдлея Стивенсона. В последнюю неделю своей кампании он выдвинул предложение о создании Корпуса мира. Реакция была незамедлительной и вызвала широкий отклик: пресса одобряла, Ричард Никсон — нет («эта программа внешне хороша, но опасна внутренне») [62] Джерард Т. Райс. Смелый эксперимент: «Корпус мира» Джона Ф. Кеннеди. Нотр-Дейм, Иллинойс, издательство Нотрдеймского университета, 1985. С.16. . Это был решающий момент: возможно, более чем на что-либо другое во время кампании, он указывал на то, что Кеннеди собирался сделать. Но Кеннеди также привлек на свою сторону множество не столь альтруистично настроенных бунтовщиков против высшего военного офицерства и высокопоставленных чинов, против всех этих осторожных консервативных старомодных политиков, которые позволили Джо Маккарти так долго действовать, которые полностью предоставили Уолл-стриту и его союзникам управлять экономикой (чаще всего вспоминается высказывание «что хорошо для «Дженерал моторз» — хорошо для Америки»), стояли в стороне, в то время как белый Юг боролся за сохранение превосходства белых и расовую сегрегацию, и казались неспособными понять или вступить в схватку с межнациональными проблемами нового дня. Это было скорее ощущением, чем взвешенным анализом, и Кеннеди прекрасно его использовал не только потому, что мог преподнести себя преемником Эдлея Стивенсона; не могло также принести вреда и то, что лидеры «партии ветеранов» первоначально выдвинули не его. У демократов, как и у республиканцев, был истеблишмент; Кеннеди мог стать претендентом от обеих партий, несмотря на то, что он, в противоположность Никсону, только что вошел в эту среду. И, становясь на очень либеральную партийную платформу, широко изложенную последователями Хьюберта Хамфри, Кеннеди получил все наиболее идеалистическое, прогрессивное и энергичное в американской политике. Ему удалось даже расположить к себе Элеонору Рузвельт.

Но самым драматичным вопросом 1960 года оставался религиозный. Возможно, в 90-годах, когда между и внутри наций религиозный вопрос стал очень настоятелен и горячо обсуждается политика поликультурализма, проще понять, что было многими поставлено на карту в то время. В тот момент, когда американская политика формировалась под влиянием расового, классового и внешнеполитического вопросов, многим наблюдателям и участникам было трудно увидеть за страстями, поднятыми «религиозным вопросом», что-то, кроме атавизма и устаревших взглядов. Сегодня, когда нам все время настойчиво напоминают о силе религии как пути индивидуального и социального отождествления, мы можем осознать огромную важность кандидатства и победы Кеннеди для понимания Соединенных Штатов в 1960 году, а также того, с помощью каких инструментов убедительно удалось добиться небольшого, но подлинного социального прогресса.

Сенатор Юджин Маккарти, слегка угрюмый и, несомненно, искренний обозреватель жизни семьи Кеннеди, заметил с сожалением, что кандидат-католик был очень неважным католиком. Эго было неправильно. Пожалуй, не считая сестру Кэтлин, которая вышла замуж за пределами США и за человека другой веры, Джек был очень привержен в вопросах веры и, хотя в своей частной жизни не являлся образцом христианина, но добросовестно придерживался ритуалов веры, молясь, регулярно ходя к обедне и искренне наслаждаясь хорошей проповедью [63] Частная информация. . Он отказывался подавать себя как кандидата-католика, говоря, что не уверен, что проголосовал бы за себя в этом случае, но, несмотря на советы, был готов публично отстоять право католика на выдвижение своей кандидатуры на пост президента. Он мог открыто обсудить эту тему и серьезно ответить на все вопросы, касающиеся предмета, даже самые глупые. Эта политика обернулась добром и оказалась хорошим упражнением в самоопределении. Нравилось ему или нет, он был кандидатом-католиком и ему пришлось взять на себя ответственность этой роли. Не то чтобы действительно не хотелось этого делать: его неприятие сектантской политики было искренним, но он имел в виду прежде всего уши протестантов. Это не объясняло всего. Его ощущение себя членом преследуемого религиозного меньшинства было очень прочным; он не собирался предавать своих людей, дипломатично обыграв религиозный вопрос, далее если бы у него была такая возможность, чего, тем не менее, не было.

Протестанты Соединенных Штатов успешно себя защитили в 20-е годы нашего столетия, когда настояли на своей идее Америки как республики, проведя ограничительный Закон об иммиграции в 1921 году, а в 1924-м разгромив Эла Смита. С тех пор они постепенно утратили свои завоевания: Франклин Рузвельт отменил запрет и ввел иудеев и католиков в самый центр федерального правительства, и с 1945 года обе группы, особенно католики, добились огромных преимуществ в предвыборной политике: даже Филадельфия стала демократической. Пришло время, когда белые протестанты обнаружили, что они являются просто другой этнической группой, вместо того, чтобы, как когда-то давно, считаться американцами. Можно было ожидать некоторого роста социальной напряженности, даже насилия; но был принят закон о несанкционированных действиях. Благодаря Закону об иммиграции (одной из мелких обязанностей Кеннеди была их корректировка или отмена) доля иностранцев в США снизилась с 13 % в 1920 году до 5,6 % в 1960-м, в то время как численность населения возросла со 106 миллионов до 179. В этнических и религиозных вопросах разногласия сменились растущей стабильностью; одно за другим выросло два поколения американцев, которые за время «Нового курса» и большой войны за демократию научились стыдиться предубеждений, как показало предварительное голосование в Западной Вирджинии. Одним словом, Кеннеди втолкнули в открытую дверь, но это не уменьшило необходимости политической смелости и не избавило предприятие от риска историки сейчас обсуждают этот вопрос так же, как это делали журналисты и политологи в то время, но наиболее вероятно то, что религия Кеннеди почти стоила ему выборов. Было ясно, что его кандидатура — смелый и неизбежный вызов одному из самых старых, могущественных и наименее терпимых американских предрассудков.

Наиболее благоприятный момент для кампании наступил в сентябре, когда Кеннеди встретился лицом к лицу с министрами-протестантами в Хьюстоне, штат Техас. «Они устали от того, что их называют фанатиками за их оппозиционизм к католиками, — сказал Пьер Сейлинджер, помощник Кеннеди по связям с прессой, — но их вопросы продемонстрировали, насколько они были далеки от реальности: один из них поинтересовался, будет ли просить претендент у кардинала Кушинга, «собственного настоятеля мистера Кеннеди в Бостоне», одобрения политики отделения церкви от государства. Кеннеди не позволял такого рода вопросам сбить себя с толку («Я являюсь кандидатом на пост президента, а не кардинал Кушинг») [64] 12 сентября 1960 года. ПС. С. 135–136. . Он отвечал с достоинством и уважением, а его речь, возможно, была самым успешным выступлением, касавшимся религиозной свободы и равенства, когда-либо сделанным американским политиком (наверняка американцы об этом читали и слышали более, чем кто-либо другой). «Я считаю, что в Америке наступит время, когда религиозная нетерпимость окончится, когда ко всем людям и церквям будут относиться одинаково, когда у каждого человека будет право посещать или не посещать церковь по собственному выбору, когда не будет голосования за или против католика, как и любого другого препятствия для голосования, и где католики, протестанты и иудеи как в светской, так и религиозной жизни будут воздерживаться от пренебрежения и разногласий, что так часто мешало им в прошлом, и вместо этого содействовать американскому идеалу братства… Я верю в такую Америку и за нее сражался на юге Тихого океана, как и мой брат, погибший за нее в Европе. И тогда никто не сможет сказать, что у нас «разногласия в лояльности», что мы «не верим в свободу» или принадлежим к нелояльной группе, которая угрожает «свободам, за которые погибли наши отцы» [65] Там же. С. 131–132. .