Хью Броган - Джон Кеннеди

Но в конце 1961 года приоритеты Кеннеди оставались теми же. Он продолжал то, что считал нужным сделать по гражданским правам, но вопрос был более сложен, чем предполагалось; теперь следовало приложить усилие, чтобы удержать его на расстоянии. Харриса Уоффорда постепенно отстранили от принятия решений, и в итоге заставили присоединиться к «Корпусу мира» [256] Но Кеннеди говорил ему, что он напрасно впадает в отчаяние. См.: Харрис Уоффорд. Кеннеди и Кинги: придавая значимость 60-м годам. Нью-Йорк, Фаррар Стросс Джирокс. 1980. С. 125. . Только законодательная инициатива администрации являлась бесспорным биллем для конституционной поправки, запрещающей избирательные налоги на федеральных выборах; она была принята конгрессом в августе 1962 года и ратифицирована Штатами в январе 1964 года; но, как указывает Шлезингер, она оказала свое действие только на выборах в пяти штатах, а на выборы в масштабе страны не повлияла совсем [257] Шлезингер. СД. С. 858. . Ничто не вмешивалось во второй раз в большую борьбу до лета 1962 года, когда Олбани, штат Джорджия, оказался в центре внимания большой десегрегационной кампании.

Олбани не принес успеха интеграционистам, хотя практиковавшаяся там тактика хорошо сработала следующей весной в Бирмингеме. Бобби Кеннеди наконец это использовал в попытке показать белому Югу, что он применяет закон беспристрастно по отношению к расам, что возмущало черных лидеров. Но эпизод дошел до сведения президента, который не мог себе позволить все время отмалчиваться по вопросу о гражданских правах, что заставило его заметить на пресс-конференции: «Я не могу объяснить, почему бы городскому совету Олбани не сесть с гражданами этого города, среди которых есть черные, и попытаться защитить для них мирным путем их права. Правительству Соединенных Штатов пришлось в Женеве сесть с Советским Союзом (это было намеком, чтобы обезоружить спорщиков). Я не могу понять, почему правительство. Олбани… не может сделать того же для американских граждан» [258] ПД. ii. С. 592–593; пресс-конференция, 1 августа 1962 г. . Возможно, это было самым сильным утверждением, которое он сделал, по, крайней мере, в качестве президента. Шесть недель спустя он показал, что сделал еще один шаг — на следующей пресс-конференции, — возвращаясь к событиям, когда во время регистрационной кампании в Миссисипи сжигались церкви черных: «Я не знаю более жестокого и возмутительного действия, которое произошло в стране за многие месяцы и годы, чем сожжение церкви — двух церквей — из-за усилий, предпринимаемых черными, чтобы зарегистрироваться в качестве избирателей… Я благодарю тех, кто старался регистрировать каждого гражданина. Они имеют право на защиту правительства Соединенных Штатов, государства, местных общин, и мы должны сделать все, что можем, чтобы ее обеспечить, и если это потребует дополнительных законов и сверхусилий, мы должны это сделать» [259] Там же. С. 676–677: пресс-конференция, 13 сентября 1962 г. . Он вряд ли мог ожидать меньше (в действительности он сказал гораздо больше), представив картину происходящего и дав понять, насколько крепко взялся департамент юстиции за регистрационную кампанию, но самым важным сейчас было то, что в первую очередь президент одновременно упомянул возможность начала изменения законодательства и возможность использования силы. Дорога была открыта, и Кеннеди учился по ней идти.

Следующий урок (который принес пользу многим, помимо Кеннеди) завершился в сентябре 1962 года, когда Джеймс Мередит, черный гражданин, воодушевленный выступлениями Кеннеди, подал заявление на обучение в университет Миссисипи. Последовавшее за этим стало, возможно, самой решительной битвой в борьбе за гражданские права, поворотным пунктом, после которого изменились все условия.

Личная позиция Мередита была лишь небольшой деталью во всей конфронтации. Он настаивал на правах, которые нельзя было легально отрицать; это стало возможно благодаря его упрямому, почти замкнутому характеру, который поддерживал его в периоды враждебности и физической опасности, что вполне могло бы сломать гораздо более слабого человека. Но с его упрямым геройством случай мог обернуться серьезными препятствиями, и это произошло, когда Отрин Люси (что не было ошибкой в ее случае) исключили из университета Алабамы в 1956 году.

Позиция федерального правительства была двойственной. Исполнительная власть была обязана по конституции защитить права Мередита, и на то была далеко нацеленная историческая причина, чтобы поступить таким образом: чем скорее Юг приготовится к трудностям и примет десегрегацию, тем лучше будет для всех. Чтобы чего-то достичь, надо было действовать быстро. Но администрацию Кеннеди также интересовала политика вопроса. Пиррова победа в Миссисипи, которая стремительно открыла двери университета перед Мередитом, но расстроила программу администрации в конгрессе и привела к проигрышу демократов на выборах 1962-го и 1964 годов, в некотором отношении была хуже поражения. Как в деле о демонстрациях за свободу, Кеннеди надеялись прийти к разумному соглашению с местными политиками и избежать применения войск. Этот поиск разумного стоял в самом центре политического стиля Джека Кеннеди, его девизом скорее могло бы стать «давайте обсудим вместе», чем для Линдона Джонсона его идея обсуждения, немногим отличающаяся от запугивания. Но теперь в Миссисипи дали волю чувствам, и большую часть отдаленных уголков Юга уже нельзя было пронять здравым призывом. Ку-Клус-Клану снова развязали руки, и запахло кровью.

Тридцать лет спустя, возможно, легче понять гневное недоумение президента Кеннеди, чем в его время. Казалось, он встал против компании сумасшедших [260] Брауэр. Джон Ф Кеннеди. С. 156; но не только он писал по вопросу о здравомыслии губернатора Росса Барнета. . Название книги того времени «Далекий Юг никогда не скажет» точно отражает позицию, но позиция была бессмысленна. Структура власти сегрегационистского Юга поддерживалась со дня ее учреждения с помощью насилия и крючкотворства, обе подпорки теперь рушились под давлением высшей власти в лице федеральных судов, федеральной исполнительной власти и даже конгресса. Афроамериканцы, хотя все еще оставались в стороне, теперь были способны как никогда ранее эффективно заявлять о своих правах как американских граждан, и их нельзя было остановить. Если прилив отдавал один ярд, то захватывал три. Здание всего современного мира изменялось, чтобы накопить силу неевропейских народов (как вскоре поняли Соединенные Штаты в Индокитае); движение за гражданские права было частным проявлением гораздо более широких сдвигов. Наконец, весь Юг наполнился переменами, становясь более городским, индустриальным, современным: его лидеры бизнеса не могли допустить существования, как и основная часть белого населения более не поддерживала в действительности, системы несправедливости в сельских районах, которая стояла на пути прогресса и процветания. Короче говоря, сегрегированный Юг представлял собой карточный домик, который начал рассыпаться. Кеннеди ясно это видел и был очень озадачен и огорчен отказом лидеров Юга заглянуть в лицо фактам.