В. Шелудько Составитель - Леонид Брежнев

Входя уже в который раз в приемную и проходя в кабинет, испытывал я невольное чувство неловкости и, главное, потому, что видел праздного Председателя, сидящего за пустым столом или выходящего из комнаты отдыха. Хотелось думать, что пустой стол — это признак высокой организации труда, экономии умственных сил. Но куда там! Это было просто свидетельством никчемности занятий владельца кабинета. И очень трудно было заинтересовать его, оживить.

Только дюжина телефонов и других средств связи придавали комнате деловой вид. Правда, почти по всем аппаратам отвечали помощники, оберегая шефа от излишних разговоров.

Ю. Королев, с. 179.

В те годы (80-е. — Сост.) он почти не работал, и все реже и реже удавалось не только уговорить его на встречу с тем или иным государственным деятелем или делегацией, но и подготовить к этой встрече.

Е. Чазов, с. 94.

Поскольку генсек не мог проявлять инициативы, не поощрялась она и у других членов Политбюро, дабы на этом фоне не бросались в глаза его ограниченные возможности. В частности, ему было не под силу совершать, как прежде, поездки по стране. Значит, и остальным, даже если того требовало дело, приходилось тщательно дозировать свои командировки на места…

В этот период то, что считалось мнением или позицией генсека, зачастую уже не являлось его личной точкой зрения, родившейся в результате самостоятельного анализа и сопоставления различных оценок. Это была всего лишь позиция той или иной группировки, которая в данный момент сумела оказать на него решающее влияние.

В последние годы пребывания Брежнева на посту генсека Политбюро пришло в немыслимое состояние. Некоторые заседания, дабы не утруждать Леонида Ильича, вообще продолжались 15–20 минут. То есть больше времени собирались, нежели работали. Черненко заранее договаривался о том, чтобы сразу после постановки того или иного вопроса звучала реплика: «Все ясно!» Приглашенные, едва переступив порог, должны были разворачиваться вспять, а считалось, что вопрос рассматривался на Политбюро.

Если на обсуждение ставилась действительно крупная проблема жизни страны, вся надежда была на ее проработку правительством. И в этом случае крайне редко начинался разговор по существу. Использовалась другая дежурная фраза: «Товарищи работали, предварительный обмен мнениями был, специалистов привлекали, есть ли замечания?» Какие уж тут замечания! Тот, кто решался «вклиниться», задать вопрос, удостаивался косого взгляда Черненко.

Даже когда Брежнев чувствовал себя получше, ему трудно было следить за ходом дискуссии и подводить ее итоги. Поэтому при постановке крупных проблем он обычно брал слово первым и зачитывал подготовленный текст. После этого обсуждать что-либо считалось неприличным, и опять раздавалась реплика: «Согласимся с мнением Леонида Ильича… Надо принимать…» Брежнев сам иной раз добавлял, что в проекте упущены такие-то моменты, надо, мол, усилить тот или иной акцент. Все дружно и радостно соглашались, обсуждение на том заканчивалось.

М. Горбачев, кн. 1, с. 216–217.

Брежнев до конца своих дней отличался любовью к публичным выступлениям, тем более что борзописцев у него было предостаточно. Это можно было видеть и в начале его карьеры, и в конце. Он с удовольствием выходил на трибуну, как говорится, брал быка за рога, вперял очи в заготовленный текст и читал, читал сначала весьма четко и ясно, а затем с годами, все более невнятно.

Косноязычие, ошибки, нелепые выражения все чаще проскальзывали в его речи. А помощники, не взирая ни на что, оперативно готовили ему одно выступление за другим.

Ю. Королев, с. 195.

Как раз при жизни Брежнева сложилась традиция ужасающего словоблудия, которое с трудом разместилось в девяти томах «его» собрания сочинений.

Верно, что словечко «проблема» стало излюбленным в первых выступлениях Брежнева. Он говорил о проблемах научно-технической революции, производительности труда, продовольственной проблеме, жилищной и т. д. И все время призывал принимать какие-то решения.

Ф. Бурлацкий, с. 153.

Что касается уже упоминавшегося пристрастия Леонида Ильича к «красивым» публичным выступлениям, эмоционально воздействующим на аудиторию, то в этом было что-то актерское. (Впрочем, почти все политики, наверное, в какой-то степени актеры.) Иногда приходилось прямо-таки сдерживать его в этом отношении, напоминать о том, что эмоциональная реакция на выступление — это преходящее, сиюминутное, а главное — это точно выраженная политическая суть речи, которая будет иметь долговременное значение.

Кстати, театральная манера публичных выступлений Брежнева (с годами она стала убывать, сглаживаться) и стиль его поведения во время заграничных поездок не очень-то нравились Хрущеву. Сам актер (хотя другого жанра), он, вероятно, воспринимал поведение своего «президента» как намек на конкуренцию, стремление «выдвинуться». И, бывало, бросал иронические реплики на эту тему. Они, конечно, доходили до Брежнева и не просто расстраивали его, но повергали в немалый страх…

Он выступал там (Индия, декабрь 1961 г. — Сост.) с публичными речами практически ежедневно на протяжении своего трехнедельного визита. Всего произнес 21 речь. Часть из них готовилась прямо на борту самолета во время перелета из одного города в другой. Помимо официальных протокольных речей на обедах и приемах он выступил в парламенте, на площади в Дели перед историческим «Красным фортом», на громадном митинге Общества индийско-советской дружбы в Бомбее, перед коллективами предприятий, строившихся в Индии при участии Советского Союза. Газеты страны в те дни были заполнены выступлениями Брежнева.

А. Александров-Агентов, с. 120, 240.

Тут я должен защитить Брежнева. Когда возникал вопрос, что предпочтительнее: изложить позицию страны устно, может быть, даже с претензией на оригинальность в формулировках, или зачитать подготовленный текст с точной фиксацией нашей позиции, он не колеблясь избирал второй путь. Он дорожил точностью и, думаю, поступал правильно.

Но этот метод на разного рода внутренних совещаниях, заседаниях, собраниях фактически лишал его возможности вносить свой вклад в обсуждение соответствующего вопроса. Если он не имел подготовленного текста, то иногда просто не принимал участия в обсуждении.

Л. Громыко, кн. 2, с. 529.

Однажды, когда должно было состояться очередное заседание Американо-советского торгово-экономического совета, я как председатель совета с нашей стороны делал все возможное, чтобы заключительное заседание прошло в Грановитой палате Кремля. Результаты превзошли все ожидания. Леонид Ильич не только согласился участвовать в заседании, но и обратился с приветственным словом к совету. Заседание прошло очень оживленно. Брежнев был в ударе, и его выступление прерывалось аплодисментами американцев. Я сидел как председатель очень близко к Генсеку и слышал все его разговоры с сидящими с ним рядом американцами и нашим министром.