Изабелла Аллен-Фельдман - Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой

– Давай я приеду и стану ухаживать за тобой! – предложила я. – Сколько едет поезд до Свердловска?

– Сиди дома! – велела сестра. – Я сама приеду. Кому я нужна на гастролях с больной ногой? Разве что в качестве декорации? Мне уже поехали покупать билет.

– Я тебя встречу! – сказала я. – Попросим носильщиков, и они довезут тебя до такси на тележке!

Предложила я от чистого сердца: если человеку трудно ходить, то разве это плохой выход?

– Что ты несешь? – возмутилась сестра. – Не хватало еще, чтобы меня везли на тележке носильщики! Я тебе что – чемодан! И вообще меня встретит Нина, я с ней уже договорилась. Ты лучше позаботься о том, чтобы дома было что поесть. Поезд едет сутки с гаком, а ты же знаешь, что я не могу есть в поездах. Мой желудок не приспособлен к вагонной еде.

Спустя час сестра позвонила снова.

– Не вздумай беспокоиться, – сказала она обычным своим голосом, без какой-либо примеси страдания. – Я действительно подвернула ногу, но это такой пустяк, что на него не стоило бы обращать внимания, если бы не эти безумные гастроли. Надо уметь извлекать пользу из всего происходящего. Разве не этому учил нас отец? Я извлекла пользу – притворилась, что не могу ступать на ногу, и меня отпустили домой. Не было счастья, да несчастье помогло.

На всякий случай (я же не знаю, кто кому о чем доносит) рассказываю всем о «великом несчастье», постигшем мою сестру. Исключение сделала только для Ниночки (ей обо всем сказала сестра) и для Норочки (знаю, что она никому не расскажет ничего такого, что могло бы повредить сестре). Светлана, узнав о вывихе, притащила для сестры костыли. Еле упросила забрать их обратно. В.Ф. обещал устроить сестре консультацию у «самого Георгия Степановича». Интересно, сможет ли Георгий Степанович (судя по тону В.Ф., это весьма известный и сведущий в своем деле профессор) разоблачить обман сестры? Наверное, сможет, лучше ему не показываться.

– Быть актерами очень выгодно, – рассуждает сестра, прихлебывая чай, в который добавлена весьма щедрая порция коньяку. – Посуди сама, даже когда утверждали, что ни Пушкин, ни Репин, ни Чайковский не создавали своих произведений…

Я не успеваю удивиться или хотя бы подумать, что порция коньяку была чересчур щедрой, как она объясняет. Нога ее в полном порядке, она ходит, как обычно. Даже не хромает.

– Считалось, что все великое создавал народ в своей массе, а гениальные творцы это только записывали. Удивляюсь, как в то время не объявили контрреволюционной «Войну и мир», ведь там целые страницы на французском. Явный космополитизм, и, вообще, разве может наш народ создавать целые страницы на французском? Но я не об этом речь веду, а о том, что даже в ту пору, когда считалось, что искусство не только принадлежит народу, но и им создается, на наше актерское творчество не посягал никто. Никто не говорил, что народ создает образ Вассы, а не актриса Раневская, никто не отнимал у меня мое авторство. Считалось только, что народ помогал нам создавать эти образы, но это я не оспариваю. Аплодисменты – великий стимул, великая помощь. Когда тебе аплодируют, так и подмывает какой-нибудь новый образ создать.

Придуманный мною сюжет сестра забраковала, причем в довольно обидной форме. «От такой банальщины даже Любка отказалась бы», – сказала она. Почему «банальщина», по-моему, весьма интересно, с налетом сентиментальности. И почему вдруг «даже Любка». Я сама виновата, надо было не выкладывать все сразу, а дождаться подходящего момента, когда сестра в очередной раз станет сокрушаться по поводу отсутствия ролей и пьес. Дипломат из меня никудышный, а ведь было, было у кого учиться.

О гастролях сестра вспоминает с содроганием.

– Носильщиков нет, горячей воды нет, зато клопы есть. Народ на удивление невежественный. Администратор гостиницы раскидывает руки в стороны, как будто хочет меня обнять, и кричит на весь вестибюль: «Мамочки! Смотрите – Целиковская!» Мне, конечно, приятно, что меня принимают за Людочку, потому что она на четверть века меня моложе, она родилась, когда я уже обеими ногами на сцене стояла. Поэтому я быстро проглатываю то, что вертится у меня на языке, и вежливо отвечаю: «Милочка, вы ошиблись – я Изольда Извицкая». Это надо быть слепой курицей, чтобы спутать меня с Изольдой, которая мне в младшие дочери или в старшие внучки годится. А она руками всплескивает и орет еще громче: «Мамочки! Я обозналась – это Извицкая!» Такой скажи, что я – Надежда Крупская, она поверит.

– Кто такие Извицкая и Крупская? – наивно спрашиваю я.

Сестра смотрит на меня вытаращив глаза, как будто я только что сделала нечто крайне непристойное, а затем начинает смеяться. Потом объясняет. Мне тоже становится смешно. Я почему-то думала, что жену Ленина звали Мария Ульянова.

– Когда раздавали ум, он стоял в очереди за красотой, и в итоге ему не досталось ни того, ни другого! – сказала сестра об одном своем партнере в кино.

От нечего делать мы заспорили о том, насколько важна красота для актера (и для актрисы тоже).

– Вот ты постоянно говоришь о том, что на сцене все должно быть, как в жизни, – сказала я. – А в жизни не так уж много писаных красавцев. Значит, красота не так уж и важна или даже совсем не важна.

Я старалась быть рассудительной, хотя самой мне приятнее смотреть на красивых актеров, нежели на некрасивых. Сестра соглашалась, что талант важнее красоты, но настаивала на том, что красота важна. В конце концов, я поняла, что мы напрасно затеяли этот разговор. Оказывается, в глубине души моя сестра, народная актриса, до сих пор переживает по поводу своей внешности. Хорошо, что до меня дошло вовремя, и я ловко перевела разговор на сравнение внешности знакомых актрис. Мой коварный вопрос «А кто по-твоему красивее – Орлова или Марецкая», заставил сестру забыть о том, с чего мы начали.

– Кто из них красивее, надо спрашивать не у меня! – фыркнула она. – Но вопрос хороший. Непременно задам его при удобном случае, так, чтобы обе они слышали и под рукой были яблоки!

– Зачем тебе яблоки? – удивилась я.

– Ну как же! Я возьму одно в руку и буду изображать Париса. А когда надоест, съем яблоко сама!

Верю – при первом же удобном случае сестра именно так и поступит. Да еще и расскажет всем, что это я ее подучила! Майн арм копф! [128]

Московские театры уезжают летом на гастроли в провинцию, а провинциальные театры приезжают в Москву. Мне было очень интересно сравнить, и я уговорила сестру сходить на спектакль театра из Самары (то, что Петербург называется Ленинградом, а Тверь – Калинином, я помню, а вот с другими городами у меня беда, слишком много их переименовано). Выбирали из нескольких, остановились на «Марии Стюарт». Мне спектакль понравился, а сестре нет. Она ночью почти не спала – проклятая бессонница, и оттого была в сквернейшем расположении духа.