Анна Франк - Рассказы из убежища

Полдвенадцатого:

Скрипит дверь ванной комнаты. Узкий луч света падает в комнату. Скрип башмаков, большое пальто, куда больше, чем тот, кто в нем находится, и… Пф. является после своих ночных бдений в конторе Кюглера. Десять минут шарканья по полу, шуршанья бумагой — это он прячет свои съестные припасы, стелет постель. Потом фигура его опять исчезает, и только из уборной время от времени слышатся какие-то подозрительные звуки.

Часа в три:

Мне нужно встать, чтобы сделать по-маленькому, в жестянку, которая стоит под кроватью на резиновом коврике, от случайной протечки.

Когда мне приходится это делать, я всегда задерживаю дыхание, потому что в жестянке журчит, словно ручеёк сбегает с горы. После снова ставлю жестянку на место, и фигура в белой ночной рубашке, которая каждый вечер вызывает вопли Марго: «О, эта бесстыжая ночная рубашка!» — снова в постели. А потом с четверть часа лежишь и прислушиваешься к ночным звукам: прежде всего, в полчетвертого, в четыре или около того — не могло ли случиться, что внизу копошится вор; потом вслушиваешься в звуки разных кроватей, сверху, по соседству и в самой комнате, из которых часто можно понять, спят ли уже все наши обитатели или же беспокойно ворочаются с боку на бок. Последнее не слишком приятно, особенно, если касается обитателя по имени д-р Пф.

Сначала слышишь звуки, словно рыба хватает ртом воздух, и это повторяется раз десять, затем он облизывает губы со всяческими причмокиваниями, толчется в постели, переворачивается с боку на бок и взбивает подушки. Пять минут проходят спокойно, а потом весь процесс повторяется раза три, после чего д-ру на какое-то время удается себя убаюкать.

Бывает, что ночью, по-разному — между часом и четырьмя, слышатся выстрелы. Еще толком не понимая, в чем дело, я обычно вскакиваю с кровати. Но иногда я настолько погружена в сон, что мне на ум приходят французские неправильные глаголы или какая-нибудь ссора там наверху; а когда все кончается, я вдруг соображаю, что стреляли зенитки, а я так и осталась в постели. Но чаще всего я просыпаюсь. Тогда я быстро хватаю подушку, носовой платок, набрасываю халат и в тапочках бегу в папино гнездышко, в точности как описала Марго в стихотворении к моему дню рождения: чуть только выстрел в ночи прогремит, сразу же в комнате дверь заскрипит, и видишь… платок, подушку и нашу девчушку!

Оказавшись в большой постели, кажется, что уже не так страшно, если только пальба не такая уж сильная.

Без четверти 7:

Трррр… будильник, который в любое время дня (когда его об этом попросят, а то и вовсе без этого) может подать свой голос. Крак… дзинь… мефроу ван П. его выключила. Вам… поднялся менеер. Ставит воду и сразу же в ванную.

Четверть восьмого:

Снова скрипнула дверь. Пф. может занять ванную. Наконец-то одна, долой затемнение… и новый день в Убежище наступил.

Четверг, 5 авг. 1843 г.

Половина первого. Весь крысятник вздыхает с облегчением. Вот уже ван Маарен, субъект с темным прошлым, и де Кок ушли домой. Наверху слышно, как мефроу ван П. выколачивает с помощью пылесоса свой чудный и единственный коврик. Марго берет под мышку пару учебников и идет давать урок «отстающим», под коими подразумевается Пф-ер.

Пим устраивается в уголке со своим неразлучным Диккенсом, чтобы хоть где-нибудь посидеть спокойно. Мама спешит подняться этажом выше, чтобы помочь усердной хозяйке, а я иду в ванную, чтобы навести там порядок, а заодно и собой заняться.

Без четверти час:

Чаша наполняется доверху. Сначала — менеер Гис, потом Клейман или Кюглер, потом Беп, а иногда также и Мип.

Час дня:

Все напряженно слушают Би-би-си. Собравшись вместе, они сидят около крохотного приемника. Единственные минуты, когда обитатели Убежища не заговаривают друг с другом, потому что сейчас слово предоставлено тем, кому даже менеер ван П. не смеет перечить.

Четверть второго:

Большая раздача. Каждый из поднявшихся снизу получает по чашке супа, а если предполагается еще и десерт, то и его в придачу. Менеер Гис с удовольствием усаживается на диван или прислоняется к письменному столу. Газета, суп, а нередко и кот — всё под рукой. Если чего-то не хватает, он не упустит случая протестовать.

Клейман рассказывает последние городские новости; здесь он в самом деле наилучший источник. Кюглер сломя голову взлетает по лестнице, короткий и сильный стук в дверь, и он входит, потирая руки; в зависимости от настроения он или весел и оживлен, или расстроен и молчалив.

Без четверти два:

Едоки поднимаются, и каждый возвращается к своему делу. Марго с мамой — к мытью посуды, менеер и мефроу ван П. — на диван, Пит — на чердак, папа — на свой диван, Пф. тоже, Анна — за работу. Самое спокойное время: все спят и никто не мешает. Пф-ру снится вкусная еда: это написано у него на лице, но долго смотреть на него не приходится, потому что время летит и в 4 часа педантичный доктор будет стоять передо мной с часами в руке, давая понять, что я сижу за столом уже на минуту больше.

Четверг, 5 авг. 1943 г.

Как она выглядит за обеденным столом? Как занимают себя такие разные сотрапезники?

Один шумлив, другой молчалив; один ест много, другой мало. Смотря по обстоятельствам.

Менеер ван П.:

Он открывает ряд. Его обслуживают в первую очередь, и он накладывает себе от души, если еда по вкусу. Участвует в любом разговоре, решительно высказывает свое мнение. И коли он выскажется, тут уж ничего не попишешь. А если кто попробует возразить, о, тут ему палец в рот не клади. Он, как кот, так может фыркнуть… нет уж, лучше не надо… один раз попробуешь, второй раз не захочется.

Он всегда прав и обо всем знает больше других. Ну ладно, у него светлая голова, но самодовольство — у него оно не знает границ.

Мадам:

Собственно, о ней следовало бы промолчать. Иногда, особенно когда она сильно не в духе, на нее лучше и вовсе не смотреть. По сути дела, она виновница всех наших споров, а отнюдь не предмет их! О нет, этого каждый старается избежать, однако ее вполне можно назвать зачинщицей. Подстрекать — это ее конек. Против мефроу Франк, против Анны; вот только к Марго и менееру Франку не придерешься.

Ну а теперь, что за столом. Мефроу ван П. не остается внакладе, хотя иной раз она так считает. Выискивать самые маленькие картофелины, самый вкусный кусочек, все самое лучшее — вот ее правило. Другим, мол, тоже достанется, если я первая возьму себе что получше. (Имеет она в виду именно Анну Франк.)

Ну а на втором месте — это уж поболтать; лишь бы кто-нибудь слушал, а интересно ему или нет, похоже, не имеет значения. Она убеждена: ее персона интересна для каждого. Иной раз мне кажется, что она точно такая, какой я была раньше, но мне же, к счастью, не сорок три года!