Владимир Дьяков - Ярослав Домбровский

Людвик Мерославский шестнадцатилетним юношей участвовал в восстании 1830–1831 годов; затем, находясь в эмиграции, приобрел известность военно-историческими трудами о нем. В 1846 году был главой готовящегося восстания поляков, подвластных Пруссии, за что приговорен прусским судом к пожизненному заключению. Освобожденный во время революции 1848 года, он сначала командовал польскими повстанцами в Познанском княжестве (прусская часть Польши), а позднее руководил революционными войсками Сицилии и армией восставших в Бадене и Пфальце (юго-западная часть Германии). В последующие годы Мерославский, обосновавшись во Франции, установил тесные контакты с бонапартистами. Стремясь подчинить себе нараставшее на польских зем лях освободительное движение, он выступал против русско-польского революционного союза. Во время восстания 1863 года с помощью своих сторонников в ЦНК он был провозглашен диктатором, но, потерпев поражение близ границы, очень скоро повернул вспять. И во время восстания 1863 года и позднее Мерославский охотно пользовался демократической фразеологией, но в действительности его взгляды были далеки от демократизма.

Когда возникло Объединение польской демократии, Мерославский сначала согласился на присоединение возглавляемого им Демократического общества к вновь создаваемой организации и даже выставил свою кандидатуру при голосовании в ее руководящий орган. Но потом он отказался от своих намерений, а когда Представительный комитет начал разработку программы, заявил, что программа им давно создана — остается только ее выполнить. Между тем программа его была неприемлемой, и прежде всего в важнейших вопросах — аграрном и национальном; не могли быть терпимы и претензии Мерославского на диктаторскую власть в организации.

Второе осложнение возникло в связи с текстом воззвания к годовщине восстания 1830–1831 годов, появившимся в ноябре 1866 года. Воззвание, излагавшее самую общую оценку ситуации и написанное в довольно осторожных выражениях и появившееся за подписью Врублевского, Домбровского и Ярмунда, вызвало возражения правых сил в Представительном комитете и за его пределами. Особенное недовольство они высказывали по поводу двух мест. Одно из них подчеркивало, что «поляки всегда уважали свободу совести и права других народов», другое указывало на то, что нищета и бесправие народа — это результат «исключительного господства одного класса».

Возникшие разногласия не были случайными — они отражали реально существовавшие социально-политические противоречия, которые выражались в том, что в польском освободительном движении существовали три основных направления, которые можно назвать социалистическим, клерикально-аристократическим и демократическим.

Программа первого из них содержала более или менее ярко выраженные элементы различных социалистических учений. Неоднократно высказывался за социалистические (в утопическом смысле) преобразования, в частности, Юзеф Токажевич. Оценивая в статье «1863 год» опыт восстания и указывая слабые места в политике повстанческого руководства, он писал: «Если привести к общему знаменателю все, что мы сказали выше, то окажется, что восстание 1863 года погибло: 1) из-за необдуманной и неуместной, ибо опирающейся не на отечественную основу крестьянской реформы; 2) из-за того, что вместо славянско-общинно-народного революционного знамени было поднято знамя польско-демократически-шляхетское и 3) из-за предательского, антинационального руководства аристократии, которая, связавшись с правительствами [34] Имеются в виду правительства Франции и Англии, от которых ждали активного вмешательства в пользу восставшей Польши. , скомпрометировала великую историческую миссию Польши перед лицом страдающего человечества».

Идеи общинного, или «русского», социализма, восходящие к более ранним работам Герцена и Огарева, Чернышевского и Добролюбова, во второй половине 60-х годов заняли господствующее положение в России. В польском же освободительном движении они имели относительно меньшее распространение. Это обуславливалось, с одной стороны, тем, что на польских землях почти не существовало общинных отношений в тех формах, которые были особенно характерны для России, а с другой стороны — проистекало из полной неприемлемости для многих участников польского освободительного движения того отказа от политических задач, который стал присущ общинному социализму в интерпретации русского революционного народничества, то есть примерно со второй половины 1860-х годов. Поэтому естественно, что у Токажевича были не только сторонники, но и критики.

Одним из противников доктрины общинного социализма оказался Юзеф Цверцякевич (Кард). Он довольно долго занимал пост заграничного представителя ЦНК партии красных, а в 1863 году участвовал в организации морской экспедиции к берегам восставшей Литвы. Возражая Токажевичу, Цверцякевич показывал, что община (по-польски — гмина) является институтом давно устаревшим. Он писал: «Гмина, даже такая, как ее понимают наиболее прогрессивные публицисты, не является В моих глазах идеалом общественного устройства. Хотя она и могла быть в свое время превосходной, но нынешним потребностям общественной жизни, где солидарность нужно примирять с личной свободой, она уже не отвечает. Ведь только в патриархальную эпоху труд не был в пренебрежении. Ныне мы должны вернуть достоинство труда, однако речь идет не о том, что мы должны вернуться к патриархальной жизни. Новая жизнь требует новых форм. Надо их искать, вместо того, чтобы держаться за старое».

На противоположном — правом крыле польской эмиграции находились те силы, которые в 1863 году так или иначе отождествлялись с партией белых, а также с некоторыми другими группами клерикально-аристократической окраски: все вместе они и составляли второе из названных выше направлений. Удельный вес правого крыла польского освободительного движения, штаб-квартирой которого продолжал оставаться парижский «Отель Лямбер», постепенно уменьшался. Отдельные наиболее патриотичные его деятели, оказавшиеся способными подняться над узкоклассовыми интересами и отбросить шляхетские предрассудки, эволюционировали влево, тогда как многие другие правели настолько, что не могли уже считаться участниками движения. Они отказывались от идеи национальной независимости Польши даже в самых скромных ее вариантах, отходили от политической деятельности или принимали сторону правительств тех держав, которые поработили их родину. Для оставшихся в строю основной сферой деятельности продолжали оставаться хитроумные, но несбыточные планы дипломатического воздействия на Австрию, Пруссию и Россию с тем, чтобы как-то изменить существующий статус польских земель.