Марк Ферро - Николай II

Сохраняя миролюбивые настроения, Николай II ни на минуту не представлял себе, что выстрел в Сараеве повлечет за собой вступление в войну. «Это еще один балканский кризис». Он ожидает вручения австрийского ультиматума Белграду, чтобы сообщить, что на этот раз он поддержит Сербию. Николай II просит Англию определить свою позицию в этом вопросе, создать трибунал в Гааге или потребовать проведения международной конференции. Однако военная машина уже пришла в движение. После того как Австрия объявила войну Сербии, царь приказал провести вначале частичную мобилизацию, а затем и всеобщую. Он не отвечает на ультиматум Вильгельма II, требующего прекратить эти приготовления.

Николай II чувствует, что наступил решительный момент.

Он посылает телеграмму Вильгельму II: «Было бы правильно австро-сербский вопрос передать трибуналу в Гааге, чтобы избежать кровопролития. Доверяюсь твоей мудрости и дружбе».

Через несколько дней у Николая II состоялся разговор с Сазоновым, который оставил о нем следующее свидетельство:

«Он [Вильгельм II] требует от меня невозможного. Он забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской, и теперь требует прекращения нашей, не упоминая ни словом об австрийской. Вы знаете, что я уже раз задержал указ о мобилизации и затем согласился на частичную. Если бы я теперь выразил согласие на требования Германии, мы стояли бы безоружными против мобилизованной австро-венгерской армии. Это безумие…

…Я сидел против него, внимательно следя за выражением его бледного лица, на котором я мог читать ужасную внутреннюю борьбу, которая происходила в нем в эти минуты и которую я сам переживал, едва ли не с тою же силой. От его решения зависела судьба России и русского народа… Мы были прижаты в тупик, из которого не было выхода…

Наконец Государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне: «Вы правы, нам ничего другого не останется делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику генерального штаба мое приказание о мобилизации»».

Днем 2 августа 1914 года император обратился с манифестом к своему народу. Единственный иностранец, допущенный на эту торжественную церемонию как представитель союзной державы, — Англия объявила войну лишь два дня спустя — французский посол Морис Палеолог писал об этом:

«Величественное зрелище. В огромной галерее, выходящей окнами на набережную Невы, собралось от пяти до шести тысяч человек. Весь двор — в парадных костюмах, офицеры гарнизона — в походных мундирах. В центре зала воздвигнут алтарь, на котором установлена чудотворная икона Казанской Божьей матери, которую перенесли сюда на несколько часов из собора на Невском проспекте.

В благоговейной тишине императорский кортеж движется по галерее и встает по левую сторону от алтаря. Император приглашает меня занять место напротив, желая, как говорит он, воздать дань верности союзной Франции.

Начинается торжественное богослужение, сопровождаемое прекрасными волнующими песнопениями, свойственными православным литургиям. Николай II молится с исступленным усердием, придающим его бледному лицу поразительное выражение какой-то мистичности. Императрица Александра Федоровна стоит подле него, прямая, с высоко поднятой головой, с синеватыми губами, и ее мертвенно-бледное лицо становится похожим на маску покойника.

Закончены последние молитвы, придворный священник зачитывает манифест царя, обращенный к его народу… затем царь возлагает правую руку на Евангелие. У него еще более строгий, сосредоточенный вид, словно он собирается принять причастие. Он произносит медленно слова: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем».

В ответ на это заявление, слово в слово содержащее клятву, данную Александром I в 1812 году, раздаются громкие крики «ура». Все присутствующие в зале приходят в неистовое возбуждение, которое длится около девяти минут и подкрепляется выкриками толпы, собравшейся под окнами дворца».

Германия тут же объявила войну России — за ней последовала Австрия, — затем и Франции, а через несколько дней к союзникам присоединилась Англия, как было ею обещано.

Во Франции, когда стране грозит война и родина находится в опасности, звук трубы и развевающееся трехцветное знамя придают народу силу и укрепляют его дух. В России эту роль выполняют колокола.

В колокольном звоне воплощена глубокая вера, слияние ее с народом и отечеством. Нет ни одного гимна в честь родной земли, где не воспевалась бы правоверность. Звонили в колокола во время войн против турок, звучали они и в 1914 году.

В 1904 году звона колоколов не было слышно.

Конечно, и тогда проводились патриотические манифестации, в которых участвовали студенты и военные, но царь не обратился с призывом к своему народу, ибо и для царя, и для народа столкновение с Японией не означало вступления в войну. Однако в 1914 году, когда гром раздался со стороны Германии, царь обратился к богу.

Ведь церковь готова ему помочь: она каждый год клеймит тех, кто думает, что православные монархи возводятся на трон не особой милостью Божьей и что миропомазание и святые дары не освящают их великую миссию. Она относится к ним как к безбожникам и еретикам и возглашает «Анафема, анафема, анафема».

Николай II был человеком набожным, но мистиком в полном смысле слова не был. С подъемом революционного движения, с поражением его армии и флота в 1905 году, с болезнью, неуклонно подтачивавшей его сына Алексея, религия стала для него прибежищем и защитой. В 1914 году она стала для него опорой.

Объявление начала войны должно было доставить Николаю II самую большую радость. Он поехал в Петербург со всей семьей, чтобы присутствовать на торжественном богослужении в присутствии всего двора. После службы протодьякон зачитал манифест об объявлении войны: по старой традиции он призывал солдат сражаться «с мечом в руках и крестом на груди». Все бросились к государю, чтобы приложиться к его руке. Затем Николай и Александра появились на балконе.

В кинохронике, снятой фирмой «Пате», показана поразительная сцена: тысячи русских людей становятся на колени, а затем, поднимаясь, кричат «ура», вздымая вверх полотнища с лозунгом «Помоги своему, младшему брату-сербу!» Царь и царица, пораженные этой сценой, смотрят с удивлением и машут толпе рукой.

Председатель Думы Родзянко озвучивает эти немые, волнующие кадры в своих воспоминаниях: «Громовое «ура» огласило воздух… и вся толпа как один человек упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды зашикали, но шум толпы, несмолкавшее «ура» не дали ему говорить».