Татьяна Муравьева - Иван Федоров

Все эти события происходили накануне сейма. На другой день после бракосочетания король отбыл на сейм, граф Гурко вынужден был последовать за ним, оставив жену и тещу в замке. Княгиня Беата немедленно воспользовалась отсутствием ненавистного зятя. Мать и дочь, сделав вид, что отправляются на прогулку, покинули владения Гурко, добрались до Львова и попросили убежища в Доминиканском монастыре.

Граф Гурко потребовал, чтобы король вернул беглянок, но конфликт с вольным городом Львовом и братьями-доминиканцами не привлекал короля, и он, отговариваясь занятостью государственными делами, все откладывал и откладывал решение этой семейной проблемы. Несколько лет Эльжбета и княгиня Беата жили спокойно. Наконец граф Гурко потерял терпение. Он привел под стены монастыря свое войско с пушками и начал осаду по всем правилам военной стратегии. Однако братьям-доминиканцам такое было не впервой. Они успешно оборонялись, стреляя из пушек, не менее метко, чем осаждающие.

Тем не менее княгиня Беата понимала, что рано или поздно монастырь будет взят, и придумала рискованный, но как ей казалось, верный способ сделать брак дочери с Гурко недействительным. Она послала тайного гонца к одному из давних претендентов на руку Эльжбеты — Симеону Юрьевичу Слуцкому, и тот под видом нищего проник в монастырь.

В монастырском храме Эльжбета была обвенчана в третий раз и стала женой Слуцкого. Повторное замужество при живом муже было серьезным преступлением, но Беата рассчитывала сослаться не на закон, а на традицию, согласно которой брак, заключенный с согласия матери, аннулирует предыдущий, заключенный против ее воли. Кроме того, она предполагала сослаться на то, что сама Эльжбета была католичкой, Гурко — протестантом, а Слуцкий — православным. Это давало возможность придраться к формальной стороне обряда и объявить венчание с Гурко недействительным.

Однако уловка не помогла.

Сигизмунд-Август, наконец, решил, что сопротивление двух женщин воле короля оскорбительно для королевской власти, и потребовал от городских старшин выдать Беату и Эльжбету. Городские старшины поступили просто и действенно: перекрыли водопроводные трубы, идущие к монастырю — и монастырь сдался на милость осаждающих.

Король не стал наказывать Эльжбету за двое мужество, но и не признал ее третьего брака. Эльжбету разлучили с матерью, и Гурко увез ее в свой замок в Шамотулах. Но тут Эльжбета, бывшая до той поры покорной игрушкой в руках жестокой судьбы, показала характер: она объявила, что Слуцкий — ее супруг перед Богом и быть женой Гурко она не может и не желает. В знак печали по поводу вынужденной разлуки с мужем она облачилась в траур, за что получила у местных жителей прозвание «Черной княгини».

Рассвирепевший Гурко заточил Эльжбету в башню, где она провела — ни много ни мало — двенадцать лет.

В 1573 году граф Гурко скончался. При жизни он снискал такую всеобщую ненависть, что когда гроб с его телом везли в собор для отпевания, встречные швыряли в похоронную процессию камнями.

Черная княгиня, которой к тому времени исполнилось тридцать четыре года, обрела свободу. Ни Слуцкого, ни княгини Беаты уже не было в живых. Эльжбета была совершенно одинока. Шумный свет не привлекал ее, она предпочла поселиться в Остроге у своего дяди князя Константина.

Приютив племянницу, князь Острожский не только выполнил семейный долг, но и получал немалую выгоду. Эльжбета по-прежнему была сказочно богата. Поселившись в доме дяди, она заинтересовалась его благотворительной и культурно-просветительской деятельностью и пожертвовала огромные суммы на создание в Остроге лечебницы и академии.

Но пережитые горести и потрясения не прошли для нее даром. Современники утверждали, что несчастная Эльжбета помешалась. В полном уединении жила она в отдаленных комнатах замка, лишь в сумерки выходя в сад.

Иван Федоров, как и все жители Острога, видя скорбный силуэт Черной княгини, вздыхал о ее горестной судьбе.

Деньги Эльжбеты вкупе с деньгами самого Острожского позволили поставить академию на широкую ногу.

Острожская типография стала четвертой типографией, созданной Иваном Федоровым. В ней он напечатал пять книг: в 1578 году — второе издание «Азбуки», в 1580-м — Новый Завет с Псалтырью и алфавитно-предметный указатель к Новому Завету («Книжка собрание вещей нужнейших, вкратце скорого ради обретения в книге Нового Завета»), в 1580–1581 годах — Острожскую Библию.

Типография располагалась неподалеку от замка — на Замковой улице у подножия Замковой горы. Рядом с типографией находились Успенский собор, Николаевская церковь и школа.

Второе издание «Азбуки» предназначалось для Острожской школы, которую сам Иван Федоров назвал в предисловии «детищным училищем». Новое издание по сравнению с предыдущим было расширено: дополнено пособием по изучению греческого языка, включавшим в себя греческий алфавит с русскими названиями греческих букв и тексты с переводом — в одной колонке по-славянски, в другой — по-гречески. Поскольку одинаковые тексты на разных языках имеют различное количество букв, их параллельный набор представляет собой большую техническую сложность. То, что Иван Федоров сумел напечатать и текст, и перевод так, что они занимают равное количество строк, еще одно свидетельство высочайшего мастерства нашего первопечатника.

В качестве приложения к новому изданию «Азбуки» Иван Федоров напечатал сочинение болгарского писателя, жившего в конце IX — начале X века, Черноризца Храбра — «Сказание, како составил святой Кирилл Философ азбуку по языку словенскому и книги переведе от греческого», повествующее о великих славянских просветителях Кирилле и Мефодии, создателях славянской письменности. Для только что освоившего грамоту ученика это сказание служило занимательным чтением, а кроме того, внушало юному читателю мысль о пользе просвещения и глубоких корнях славянской культуры.

Включение в «Азбуку» сказания о Кирилле и Мефодии было не случайным.

Со вступлением на престол Стефана Батория — ярого приверженца католицизма — в стране усиливается католическая реакция и особенно заметным становится влияние иезуитов. Орден иезуитов («Общество Иисуса») был основан в 1534 году в Париже Игнатием Лойолой для борьбы с Реформацией в странах Западной Европы. Но иезуиты имели далеко идущие политические планы, и через некоторое время их притязания обратились на Восток. Папа римский издавна хотел подчинить католическому влиянию Россию. Однако иезуиты, понимая, насколько трудно будет вести католическую пропаганду посреди такого крепкого оплота православия, как Московское царство, решили начать с окатоличивания русского населения Речи Посполитой. Этот путь представлялся им более легким, поскольку там у власти стояли паны-католики и правили католики-короли.