Игорь Родин - Батальон смерти

– Эх, вот в том-то и беда, – ответило сразу несколько голосов. – Нет у нас командиров. Если бы кто нашелся и повел нас, мы большевиков этих сразу бы к ногтю – и вышвырнули бы германцев из России.

Я промолчала, но слова эти запомнила хорошо. Люди интуитивно тянулись к свету. Это еще больше укрепило мое решение ехать к союзникам и просить у них помощи для России. Но нужно было еще придумать, как выбраться из страны. И тут в голову пришла счастливая мысль: первым пунктом назначения будет дом моей уважаемой подруги госпожи Эмелин Панкхерст в Лондоне.

По прибытии в Москву я объявила Васильевым о своем намерении ехать в Лондон. Мне объяснили, что единственно возможный путь туда из России лежит через Владивосток и что, прежде чем попасть в Англию, придется пересечь всю Америку. А это было как раз то, что мне нужно.

Перед тем как начать готовиться к отъезду, я решила навестить девчат из батальона и посетить клинику, куда, как мне сообщили, поместили моих несчастных маленьких солдатиков. По указанному адресу добралась до этой клиники, но она оказалась закрытой. Мне посоветовали обратиться к профессору. Разыскав его, я узнала, что те девушки, у которых ранения были не очень серьезными, разъехались по домам. В клинике осталось около тридцати девушек-инвалидов. Пятеро из них после контузии страдали психическими заболеваниями – либо истерическими припадками, либо полной потерей рассудка; у других были различные нервные расстройства. Профессор приложил немало усилий, чтобы поместить их в Дом инвалидов, но едва они поселились там, как здание было реквизировано большевиками, и всех его обитателей выдворили на улицу. Некая богатая женщина, по имени Вера Михайловна, подобрала их и приютила у себя в доме, но буквально перед моим визитом в клинику она позвонила профессору и сообщила, что большевики реквизировали ее дом и теперь она не знает, как быть с девушками. В итоге профессор предложил мне пойти вместе с ним к Вере Михайловне.

С тяжелым сердцем переступила я порог большого дома, в котором пребывали мои несчастные девчата, с минуты на минуту ожидая, что их лишат приюта. Мое появление там оказалось для них полной неожиданностью. С горестным чувством переступила я порог их комнаты. Состоялась далеко не веселая встреча друзей. У меня не было никаких средств, чтобы помочь им, никакой власти, никаких влиятельных друзей.

– Начальник! Начальник! – радостно галдели женщины, повиснув у меня на шее, целуя и обнимая меня.

– Пришел наш начальник! Она спасет нас! Достанет денег, хлеба! У нас будет дом!

Они плясали и прыгали вокруг меня, ликуя от радости, а моя душа разрывалась от жалости и сострадания к ним.

– Девочки, милые мои! – сразу же попыталась я охладить их пыл. – Я сама нищая и голодная. Не ждите от меня сейчас никакой помощи.

– Ничего! Вы знаете, как достать все! – отвечали они мне с полной уверенностью. – Вы поведете нас сражаться с большевиками, так же как мы сражались с германцами!

Вера Михайловна, профессор и я решили обсудить создавшееся положение. Вера Михайловна предлагала мне взять девушек с собой в деревню. Я поначалу отвергла эту затею, во-первых, потому, что не думала долго задерживаться в Тутальской, а хотела ехать дальше до Владивостока, а во-вторых, по причине отсутствия денег.

При сложившихся обстоятельствах, настаивала Вера Михайловна, вывезти их из Москвы было бы самым мудрым решением. Она рассказала, что большевистские солдаты уже сманили нескольких девушек и очень дурно с ними обошлись. Если оставить девушек в Москве, предупреждала Вера Михайловна, результат будет для них самый печальный. Она обещала достать для них билеты до моей станции и предложила наличными тысячу рублей. В конце концов я согласилась взять с собой моих инвалидок, надеясь, что удастся собрать в Америке сумму, которая позволит обеспечить им достаток и спокойную жизнь.

Я твердо решила ехать в Америку, однако средств не имела никаких. Поскольку конечной целью моей поездки должен был стать Лондон, я подумала, что найду поддержку у британского консула в Москве. С помощью Васильевых узнала о местонахождении консульства и отправилась по указанному адресу. Там собралось много людей, желавших попасть на прием к консулу. Мне сообщили, что он не принимает. Вышел секретарь консула и спросил меня о цели визита. Я представилась, рассказала о своем затруднительном положении и о решении поехать в Лондон, навестить госпожу Панкхерст, а также попросила оказать помощь в этом вопросе, сославшись на то, что воевала и многим пожертвовала ради России и ее союзников. Он доложил обо мне консулу, и тот принял меня почти незамедлительно.

Консул был очень вежлив. Он встретил меня с улыбкой и сердечно пожал руку, сказав, что читал в газетах о моем аресте в Звереве, и осведомился, чем мог бы посодействовать мне. Я показала ему документ от Совета, но не открыла, что ездила с поручением к Корнилову.

– Господин консул, – качала я, – как вы понимаете, эта бумага дает мне право на свободу передвижения. Хочу этим воспользоваться и поехать в Лондон, навестить мою подругу госпожу Панкхерст. Но у меня совершенно нет денег. И я пришла просить вас отправить меня в Англию как солдата, сражавшегося за общее дело союзников. Если Россия очнется от спячки, я с удовольствием и готовностью продолжу ратную службу во имя победы.

Консул объяснил, что большевики не разрешают пользоваться счетами консульства в банках, но, учитывая ситуацию, он обеспечит меня деньгами на дорожные расходы. Что же касается поездки в Лондон, то, как ему представляется, это сопряжено с огромными трудностями даже для его соотечественников, не говоря уже о русских.

Но я не хотела менять свое решение и продолжала настойчиво просить его отправить меня в Англию. Он пообещал как следует обдумать этот вопрос и дать окончательный ответ тем же вечером. Потом консул пригласил меня поужинать с ним в восемь часов вечера.

За ужином консул сообщил, что уже протелеграфировал в британское консульство во Владивостоке о моем намерении ехать в Лондон через Америку и попросил оказать мне возможное содействие. Я рассказала консулу о своем знакомстве с госпожой Панкхерст, но утаила истинную цель поездки, поскольку боялась, что он не захочет портить отношения с большевиками, оказывая поддержку Бочкаревой. Консул дал мне пятьсот рублей, и я решила уехать немедленно. Транссибирский экспресс отправлялся той же ночью, и у меня оставалось лишь несколько часов, чтобы собрать и отправить девчонок на вокзал, а самой попрощаться с Васильевыми.

Первая остановка планировалась на станции Тутальская. Меня тревожило, как отнесутся ко мне и моим спутницам солдаты, составлявшие, вероятно, три четверти всех пассажиров поезда. Однако и тут было заметно явное изменение в умонастроениях солдат. Пассажиры вполне здраво обсуждали последние события. В поезде ехало много офицеров, но над ними уже не издевались. Солдаты были настроены дружелюбно и к ним, и к нам. Все говорили только об одном – о продвижении германцев в глубь страны. Ленина и Троцкого ругали и называли деспотами еще более жестокими, чем царь. Было много беженцев из только что захваченных неприятелем губерний, и их рассказы о пережитом усиливали мятежный дух солдат.