Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI

В четыре часа пополудни получена телеграмма от Щеглова из Посольства, что местному правителю послано приказание включить Фукусима–кен в мой паспорт, что и сделано здесь. Моя телеграмма отсюда отправлена была в двенадцать часов. Скоро дело сделано, и местные власти успокоены; тем не менее я завтра в Кооцке должен отправиться; другие же места здешней Церкви, кроме Сиракава, досмотрю после.

В три часа должны были собраться в дом о. Павла старшины церковные, чтобы поговорить о церковных делах. Но ни их, ни о. Павла не было. «Где?» —.«У Николая Хотта отец, восьмидесятилетний старец, умирает, о. Павел пошел напутствовать его». Вернулся о. Павел и рассказал, что умиравший старец е таким же усилием заносил ослабевшую руку для креста, с каким некогда ворочал ею и заступом глыбы земли; с великою радостию принял Святое Таинство; не успел о. Павел кончить рассказ, как Николай Хотта пришел известить, что отец его скончался. Блаженная кончина! По поводу сего зашел разговор о погребении, и о. Павел рассказал (тут же были и все сицудзи, собравшиеся к этому времени), что здесь погребение умершего христианина составляет дело всей Церкви; братия собираются омыть, опрятать тело, все собираются на провод и сами несут усопшего до могилы. Отчего происходит такое усердие? Оно, уже вошедшее в обычай, в первый раз обнаружилось по поводу гонения. Когда умер первый христианин, во–первых, не дали могилы ему, во–вторых, обычные носильщики и погребатель отказались нести и погребать христианина; христиане, оскорбленные этим, с необыкновенным усердием сами сделали все, что нужно для покойника; с тем пор и для всех покойников делают то же. Николай же Хотта показал тогда особенное рвение тем, что в несколько дней пешком слетал в Токио узнать, каков будет конец, если начать судиться с мешающими погребению; как раз тогда подобный случай был с нашими христианами в Оказаки, и христиане выиграли на суде; запретили мешать погребению христиан на обыкновенных кладбищах. Хотта с этим известием вернулся в Сиракава, христиане пожаловались, и суд заступился за них; но Хотта так спешил и так устал от ходьбы, когда возвращался в Сиракава, что в бесчувствии упал на дороге и, проспав несколько часов, полуотрезвленный от сна, не разобрав, куда идти, долго прошагал обратно по дороге в Токио, пока опомнился и повернул в Сиракава.

Рассуждали мы, как поддержать Церковь в Сиракава, чтобы не упала после отбытия о. Павла и, конечно, не нашли, кроме как поставить другого священника. Но, во–первых, некого поставить, а если бы и нашелся годный, то его для Сиракава только поставить уже никак невозможно — нужно поручить ему Уцуномия и прочее; во–вторых, христиане еще не находят себя способными содержать, или даже полусодержать священника; им же ныне ныне под влиянием убеждений отца Павла непременно хочется по возможности сделать свою Церковь «докурицу», независимою от русской денежной помощи. Долго мы говорили и сетовали о том, что японские христиане совсем не жертвуют на Церковь. «Не можем», — говорят, неправда, — «Не хотят, не сознали еще себя обязанными содержать служащих их спасению». Говорили мы про времена Апостольские (к назиданию присутствующих); вспоминал о. Павел и начало Японской Церкви: тогда то–де он и первоначальные проповедники — Павел Цуда, Матфей Кангета и прочие — смело отправлялись, почти без копейки, или с самою малой помощью, полученной от Миссии, тогда тоже весьма бедной, и — «не умирали же с голоду, а каждый день тоже ели и пили», — говорил о. Павел. — «А ныне — мы сами и проповедники изменились, требуем больших средств; с самих нас мы должны начать — ограничивать себя, тогда и христиане будут жертвовать, ограничивая себя», и так далее. Вообще, когда о. Савабе одушевится, когда он в хорошем настроении, тогда он похож на человека из времен Апостольских.

В половине седьмого часа вечера мы отправились в Церковь и отслужили панихиду по новопреставленном рабе Божием Самуиле. Потом был произведен экзамен здешней вечерней христианской школы; учащихся до тридцати, но ныне было только десять мальчиков и одиннадцать девочек. Самые малые читали наизусть молитвы; побольше читали по книге «Книжка об обязанностях христианина» (синдзи хонбун), самые большие (лет 13–15) — Новый Завет, а иные Ветхий. В награду детям выписано из Миссии по духовной книжке разного содержания, сообразно с возрастом, учащим тоже даны были книги в награду; их здесь трое: Сибуки и два мальца, помогающие им; велел отныне рассказывать Священную Историю, чего доселе не делалось; в руки детям для руководства выписаны из Миссии тринадцать экземпляров Краткой Священной Истории (сейси тейкёо). Вечерняя школа здесь существует уже семь лет, с самого поселения здесь о. Павла, и принесла немало пользы Церкви; между прочим, ею образован Сибуки, бывший безграмотный, а ныне учащий; очень поддерживается ею также церковный хор.

Потом началось женское собрание. Молодые христианки — народ более или менее ученый — человек шесть говорили приготовленные «кооги» ими в скорости, по случаю моего приезда, по приказанию о. Павла, и говорили весьма хорошо, некоторые весьма умно темы были разные; объяснение нескольких текстов Священного Писания, рассуждения, например, о пользе женских христианских собраний и прочее, по окончании просили меня сказать назидание; я говорил о том, что образец женских христианских обществ — в обществе святых жен, последовавших Христу и у ног Его слушавших учение, о воспитании детей в духе благочестия, в чем родителям помогают Ангелы— Хранители детей. — После этого раздавили всем «кваси», и, значит, был перерыв, во время которого о. Павел рассказал, что здесь, кроме женских собраний для «кооги» существует еще «Кёоси–квай», цель которого «кёндзицу» — благотворения: христианки в воскресение вечером собираются в церковном доме с работой в руках, обыкновенным шитьем — кто–то заказанным, большая часть своим, и выработанное в это время жертвуют на благотворение, то есть сделанная работа оценивается, и в сколько сен оценена, столько отдается работавшей на «кёодзицу». Я заметил о. Павлу, что здесь несколько не неодобрительно то, что работающие в то же время слушают назидание от него, или катихизатора, или же сами ведут религиозный разговор. — Существует здесь еще сиайквай это уже совсем оригинальное; собирают с себя деньги христианки на пилигримство в Миссию, чтобы помолиться на Миссийском Соборе; собрали уже 20 ен; намереваются собрать 150; «Тогда что же будет?» — спросил я. — «Прежде чем собрана предположенная сумма говорить — было бы похвальбой», — ответила инициаторка общества.

Сверх всего этого, катихизатор Роман Фукуи собирает ежемесячно с христиан, пожелавших участвовать в сем, сены на благотворение бедным; собрано 10 ен и положено на проценты. «Отчего же не отдавать прямо бедным?» — Спросил я. — «До ста ен соберем, тогда процентами будем благотворить», — говорит Роман; все слушавшие засмеялись, — велико будет благотворение, да и скоро оно поспеет! — После перерыва опять просили рассказать что–либо; я рассказал историю Эсфири, чем и закончилось собрание; пропета была молитва, и я простился с братьями и сестрами, имея завтра утром уехать из Сиракава.