Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI

С восьми часов вечера отслужили вечерню; к Аиба и о. Федору в пении присоединились еще девятилетний сын Иоанна Акаси, Петр, и тринадцатилетняя девочка, имеющая скоро креститься — пение вышло совсем уж ни на что не похожее. Вместо поучения я объяснил молитву Господню; кроме христиан, было несколько слушающих учение и родных христиан.

Несмотря на малочисленность верующих, здесь пожелали учредить «кооги–но симбокквай», и потому я рассказал, как они ведутся; избрали людей для приготовления кооги — в мужском и женском собрании, назначили время и прочее. В двенадцать часов ночи, простившись с христианами и Церковью, мы вернулись в гостиницу, чтобы завтра утром отправиться дальше.

20 апреля/2 мая 1893. Вторник.

Фукуи.

Отправившись утром из Каназава по направлению к Цуруга, откуда железная дорога в Токио, по дороге проезжали город Комацу, откуда родом катихизатор Василий Накораи, и где жил некоторое время наш катихизатор без всякой пользы, по трудности места для проповеди, потом много других городов и больших деревень; между прочим, город Дайсёодзи, где чернь год тому назад разрушила построенный молитвенный дом; в шестом часу вечера мы прибыли в Фукуи, сделав от Каназава 22 ри. Ри за четыре от Фукуи мы стали встречать толпы разряженного народа, шедшего с праздника; в иных местах толпы запружали дорогу до большой трудности пробраться сквозь. «Какой праздник?» — Спрашиваю. — «Ренгё–сама вернулся из Исезаки в Фукуи», — отвечают. Празднующий народ состоит большею частию из молодежи и детей; среди многих десятков, быть может, сотни тысяч не было ни единого пьяного и ни на волос никакого неприличия, никакой грубости, никакой неблаговоспитанности. Нужно сказать правду, японский народ тремя своими религиозными пестунами — буддизмом, конфуцианством и синтуизмом, и еще своим строгим правительством воспитаны для сей жизни замечательно хорошо; и это доброе воспитание вполне сохраняется еще в местностях, закрытых для иностранного влияния, как в Хокуродо, но оно значительно расстроилось там, где с охотою принимают иностранное, как в Токио, Мориока, Кагосима и прочих; каких грубостей приходится видеть и слышать! Там без сомнения в такой праздник и в таком многолюдстве, как сегодня, немало было бы сцен и видов, совсем не японских, а пришедших — откуда? С добрым, с возвышенно добрым вносится из Европы много и грязи; не Европа в том виновата, конечно, а сами японцы; какой–нибудь верхогляд, вернувшийся с американского воспитания и сделавшийся здесь педагогом в состоянии заразить грубостью и неприличиями целое поколение молодежи. И есть резон в жалобе даже той со стороны японцев, что от европейских учений дети перестают уважать родителей, хотя опять здесь не европейское учение виновато, а воспринимающие их головы и характеры, обезьянничающие невпопад.

В Фукуи у нас тоже бы поставлен катихизатор и удалился, ничего не сделавши здесь. Ныне, остановившись, мы с о. Федором собрали некоторые сведения о состоянии города в проповедническом отношении, он от протестантских катихизаторов, я от пресвитерианского миссионера Rev. Fulton’a. Здесь три протестантские секты: конгрегационалисты — у них ныне здесь только японский катихизатор, миссионера нет; они здесь десять лет проповедуют — христиан имеют 20; пресвитериане — у них миссионер — Fulton и катихизатор; здесь тоже несколько лет проповедует— христиан 15, из коих только одно семейство здешнее, прочие — пришлые, два места проповеди в городе; методисты — у них миссионер — Mac Kenzie, христиан с десяток. По словам Fulton’a, место для проповеди здесь также трудное, но по сведениям о. Федора, не настолько трудное, как в Тояма и прочих — должно быть, потому, что буддизм здесь секты Хокке, не Монто — более твердых в своей вере; говорили также ему, что здесь разврата очень много: бонзы развратничают, монахини (аме) — ведут самую распутную жизнь; в народе также много распутства. Fulton говорил, что когда проповедь производится с открытыми на улицу сёодзи, то слушателей собираются десятки, иногда сотня; некоторые, послушав стоя, входят в дом, делаются потом христианами, слушают спокойно; иногда только слышны грубости и камень летит: Mac Kenzie в прошлом году во время проповеди камнем голову ранили так, что он тут же упал. В последнее время в Фукуи три человека образовали общество, которое покушалось распространиться на все Хокурокудо под названием «Сацудзято» (бей нечестивых, то есть христиан); крайние грубости относительно христианства были подстрекательством сих людей. Во всех городах здесь проповеднику и квартиру трудно найти — никто не пускает. «Впрочем, дело христианства помаленьку идет вперед: в год 4–5 человек все же обратятся в христианство», — заключил Rev. Fulton. Я его поспешил оставить, ибо он собирался на проповедь с восьми часов.

Итак, в Хокуродо, в тех местах, где у нас начата проповедь и уже есть христиане, и после Собора поставить проповедника и с Божьей помощью продолжать дело. В новых же местах погодить открывать проповедь. И эти города: Тояма, Комацу, Фукуи, где у нас были некоторое время проповеди, года на два на три оставить так. После оппозиция христианству уляжется и откроется более широко дверь проповеди. Таков результат моих наблюдений сих мест.

21 апреля/3 мая 1893. Среда.

Цурунга.

В шесть часов утра выехали из Фукуи и, несмотря на рубивший без перерыва дождь, почти не останавливаясь, ехали, и в три часа пополудни прибыли в Цурунга; откуда в 4 часа 20 минут по железной дороге отправимся в Токио. Придется только с 10 ч. 5 м. вечера до пяти часов утра пребывать в Нагоя, ибо поезд дальше не идет в этот вечер.

Дорогой думалось мне, между прочим, следующее: в японских домах «буцудан» так хорошо устраивается, и благочестивые японцы так заботятся о содержании его в благочестивом виде: свечи там, цветы, ладан. Отчего бы не употребить нам его для поставления икон, выбросив оттуда идолы? Иконы у христиан наших так бесприютны; не знают христиане, где поставить их, где определить им место, и ставят и вешают в разных местах, иногда совсем неприличных, подряд с разными домашними принадлежностями, или дрянными картинами. «Буцудан» же истребляется, между тем, как он, право же, не в ущерб и обиду ничему святому, мог бы служить божницей, уже готовой для изображений истинного Бога и Святых Его, только переименовать его нужно в «синдан», или другое подходящее имя. Нужно будет посоветоваться с священниками и потом во всеми на Соборе насчет употребления буцудана для икон. Может быть, они найдут какое–нибудь препятствие; я же с своей стороны по зрелом рассуждении не вижу никакого; освятится буцудан употреблением его для истинного Святого, как освящается слово «ками» употреблением его для названия истинного Бога. Конечно, буцудан нужно будет освящать пред употреблением его для поставления икон.