Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

29 апреля/11 мая 1897. Вторник.

Вчера ночью подали телеграмму из Фукуяма (в Циукоку), что с Павлом Окамура — апоплексический удар, сегодня утром другая телеграмма, что он помер. До слез жаль бедного! Самый старый из катихизаторов; хоть никогда не отличался заметной деятельностью, но все же служил, и ныне кости сложил, пристраиваясь на новом месте службы. Пятеро детей оставил: две девочки в нашей школе, три другие при матери; воспитаем, даст Бог, всех; не дадим семье долголетнего служителя Церкви познать горечь бесприютного сиротства, — нет, храни нас Бог от этого!

Школы сегодня имели рекреацию; ученики ходили в Оомори, ученицы в Уено; первые едва в двенадцатом часу добрели туда; обед им также доставили туда; оттуда, нагулявшись и утомившись, маленькие вернулись по железной дороге, кто побольше — тоже, пешком.

Я ездил в Тоносава распорядиться насчет ремонта зданий в ожидании на каникулы в нынешнее лето учениц — их очередь.

30 апреля/12 мая 1897. Среда.

Утром послал телеграммой двадцать ен на погребение Павла Окамура в Фукуяма. В один час была панихида по нем в Соборе; были все учащиеся; служили со мной отцы Сато, Циба и Мидзуно; помянули на панихиде и Вениамина, сына о. Якова Такая, и Феклу, мать тоже почтенного катихизатора Павла Хосономе, — недавно померших, о которых молитв просили. — Услышал от Анны Кванно, что дочери Павла Окамура в Женской школе очень плачут, и потому призывал их несколько утешить. Сегодня было и погребение Окамура, по телеграфному известию от о. Игнатия Мукояма. Написано к о. Мукояма, чтобы он позаботился о вдове с детьми; написано и ей; сущность: Церковь воспитает детей, не бросит и ее; пусть она решит: останется ли жить у своего отца, в Оосака (кажется, очень бедного человека), или приедет с детьми сюда; в последнем случае будут тотчас же посланы ей деньги на дорогу.

О. Андрей Метоки, посетив остальные свои Церкви, был с рассказом. Сделано ему наставление, чтобы в каждой Церкви собирал христиан на молитву и посещал охладевших (рейтан), в чем, по неопытности, погрешил.

1/13 мая 1897. Четверг.

О. Симеон Мии извещает, что катихизатор в Миядзу Иоанн Инаба сбежал; причина неизвестна; куда бежал неизвестно, но вещи все свои забрал. Был он катихизатор из плохих; страдал головными болями; для меня было даже удивительно (и приятно), что он так долго держится на хорошем счету у священника и христиан. Не захотел дальше служить, Бог с ним! Но он мог бы оставить службу почтенней для себя.

Протестантский миссионер Pettee, из Окаяма, прислал очень почтительный запрос: какие у нашей Миссии благотворительные учреждения? «Нужно–де для истории христианства в Японии, которую готовят к печати ныне в Иокохаме». Посланы требуемые сведения.

2/14 мая 1897. Пятница.

О. Николай Сакураи, из Немуро, пишет: просит тридцать ен на дорогу домой отставленному за зазорное поведение катихизатору Симону Тоокайрину. За долгую службу Симона я сам же предложил дать ему дорожные домой, но я не думал, что понадобится так много. Оказывается, с ним там мать и сестра, и, кроме того, долги у него есть. Двадцать ен я послал; больше — было бы точно награждать его при отставке, тогда как сия — изгнание его из службы за дурное поведение. Пишет о. Николай еще, что муж женщины, с которой грешил Симон, хотел развестись с нею, но что упрошен и убежден был простить ее.

3/15 мая 1897. Суббота.

О. Мии пишет ко мне более ясно об Иоанне Инаба: спознался с вдовою–христианкою и ушел к ней жить. По–видимому, он опять хотел вернуться в церковный дом, но дом уже заперт христианами, которые ждут о. Семена рассмотреть поведение катихизатора. О. Семен в сопровождении одного из своих кёотских катихизаторов отправится туда и посетит этого катихизатора в Миядзу. Я послал ему дорожные на сие и заказал строго беречь дальнейшего катихизатора от подобного падения. Неженатые пусть женятся, чтобы избежать опасности от сношений с женщинами, от которых у нас больше всего гибнет катихизаторов.

4/16 мая 1897. Воскресенье.

Павел Ямада принес составленную им компиляцию из аглицких книг о христианстве; но до того она испещрена английскими, латинскими, греческими и всякими другими буквами для начертания имен, текстов и подобного, что я решительно отказался отдать ее в печать, если он не выметет этот сор из книги, из–за которого книгу никто не стал бы читать. Он расплакался, рассердился и ушел. Неисправимое обезьянство у сего юного знатока аглицкого языка! Еще когда был в Катихизаторской школе и подавал сочинения, вечно испещренные иностранными вставками, и я вразумлял его бросить сию замашку. До сих пор то же и еще хуже, чем прежде:

— Японского языка, — говорит, — не достаточно для выражения тех мыслей, которые нужно сказать.

Это языка–то сорокамиллионного народа мало Павлу Ямада выразить его аглицкие бредни? Язык этот достаточен нам с Павлом Накаем переводить Священное Писание (хотя иногда и не без труда, употребляя вместо одного два, три слова для выражения понятия, — однако же совершенно по–японски и чистейшим японским языком); достаточен он великому народу, очень развитому, выражать все и обо всем, — а Павлу Ямада мало!..

5/17 мая 1897. Понедельник.

О. Павел Савабе из Кокура пишет, что его с радостию встретили христиане; из Модзи, Симоносеки и других мест там рассеянные христиане стеклись в Кокура к нему; для Церкви, по его словам, — светлая будущность, «только служащие Церкви должны быть деятельны». Стало быть, служащих там деятельными не нашел он. Из христиан особенно хвалит в Кокура Мацуи и просит послать ему от меня похвальное письмо и икону в благословение; черновое письмо даже написал о. Павел; пошлем, — нечего делать, хоть и не в моем духе награждать за благочестие; икону нашел я очень порядочную: Спаситель в терновом венце, в серебряной отделке, — икона старая, но поновленная, жертвованная кем–то в России. Мацуи она особенно прилична, ибо он — большой страдалец от связывающего его члены ревматизма. Письмо будет написано Оогоем и с большой печатью, — торжественней уж и нельзя! Хвалится за усердие к Церкви и за то, что принимал и питал приходивших на свидание с о. Савабе христиан. — Другую икону просит о. Савабе послать Илье Миясита, в Нагоя; черновое письмо тоже приложил (как будто мы с Нумабе не можем восхвалить!); нашел и этому икону: в золоченной старинной ризе Божией Матери, с жемчужным венчиком, — тоже старинную, но поновленную; пожертвование рабы Божией Софии, в Москве, как значится на желтой новой подкладке. Хвалится сей Илья тоже за усердие к Церкви и за пожертвования для нее. (Просил Илья, чтобы о. Павел на обратном пути из Киусиу посетил Нагоя: inde amor!).

Пишет о. Павел Савабе, что «ноодзуй–во сибору» (выжимает мозг) в размышлениях и советах о Церкви. И ладно! Авось, хоть малость Церкви пользы перепадет! Жаль только, что «ноодзуй» устарел; прежде бы хвалиться за это…