Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

2/14 февраля 1896. Пятница Масленой недели.

Сретение.

За литургией весьма мало было христиан из города.

После литургии отправился в Посольство по полученному от посланника приглашению на блины. Михаил Александрович в записке упоминал, что есть о чем поговорить.

Действительно, событие не малой важности: 11–го числа (нового стиля) февраля корейский Король вместе с сыном–наследником «убежал» из дворца в Русское посольство, где ныне и находится и откуда издает повеления, уже стоившие голов нескольким министрам, приверженцам Японии, державшим его в плену во дворце. По японским газетам («Дзидзи» и другим), Король мстит за Королеву и политического в его поступке ничего нет. Вообще японская пресса, по первому известию, относится к делу весьма осторожно. Но народное возбуждение тем не менее последует; показанием служит то, что со вчерашнего вечера уже усилили полицейскую охрану вокруг русских здесь; у нас, в Духовной Миссии, двое одетых в партикулярное платье полицейских ходят внутри, двое в своей форме стерегут снаружи. В Сеуле в Посольство послан десант с «Корнилова» в десять человек при пяти офицерах, одной пушке. Должно быть, недавно отправившийся туда посланником Шпейер действует там решительно. Рассказывал он (в вагоне, когда мы случились вместе едущими из Токио в Иокохаму несколько недель назад), что он, будучи секретарем Посольства в Персии и во время отлучки Посланника Бюцова исправляя за него должность, два раза грозил Шаху вызовом русского войска, — раз, кажется, и вызвал несколько, — и дело всегда кончалось полным успехом, за которое он получил благодарность. Вероятно, и ныне подобный риск. Только чем кончится, Бог весть.

Послал архитектору Кондеру записку, прося его to see on account of the plan for seminary. В моих мыслях план готов; посмотрим, не скажет ли что нового Кондер; во всяком случае Семинария в нынешнем году должна быть построена.

Бывший некогда хорошим катихизатором, потом возмутившийся против церковной власти, в 1884 году, за что отставленный, Андрей Яцуки просится опять на службу Церкви — «многие братья–де побуждают его к этому». Отказано ласковым, но решительным отказом. Куда ему в катихизаторы, когда он в тюрьме сидел за мошенничество! Огонь, воды и медные трубы прошел этот Яцки, оставивши церковную службу. А ведь каким был когда–то усердным! И всему виновата гордость. Похвалили братия — он и вообразил о себе, и пошел…

3/15 февраля 1896. Суббота Масленой недели.

Сегодня на концерте, бывшем в «сейненквай» с двух часов пели наши семинаристы — восемнадцать человек; пели в продолжение концерта два раза: в первый — архиерейское «Достойно» и «Дева днесь», во второй «Да исправится» и «О Тебе радуется». Публики было полно, человек пятьдесят иностранцев было; наших одобрили аплодисментами; что пели, впрочем, никто не понял, конечно, да и лучше — меньше профанации; хоть концерт и благотворительный, все же петь «Да исправится» и подобное пред ротозеями неудобно — коробит религиозное чувство. Мне прислан был билет, я отослал его в Женскую школу, чтобы воспользовалась им одна из учительниц — Надежда Такахаси, или Елена Ямада; если же не желают, чтобы послали его Павлу Накаи; не знаю, кто воспользовался. В программе концерта напечатано было, что «30 православных семинаристов» поют, но где же нашим неаккуратным ученикам исполнить предположенное! Хорошо хоть восемнадцать не «заболели горлом» и подобным.

Регент Алексей Обара приходил просить прибавки жалованья Петру Тоокайрину; «каждый день–де учит пению в школе, помогает при печатании нот; бедно очень живет». — Прибавлено 3 ены (получал доселе 10, при семействе).

4/16 февраля 1896. Воскресенье.

Заговенье пред Великим Постом.

Пред вечерней был офицер с Амура князь Святополк Мирский; любит говорить; о положении Церкви в государстве ничего не знает; с католических книжек утверждает, что у нас Церковь не православная, а русская, в смысле государственного учреждения, правит ею обер–прокурор, Царь в ней самовластен и подобное. И посланник, и секретарь, и вот такие путешественники — все порют дичь о своей вере и своей Церкви, хоть назвать их безрелигиозными нельзя, никак нельзя, но религиозных знаний, кроме ходячих, или так сказать висящих в воздухе, — ни на грош; а кто ж не знает, что наш светский воздух заражен миазмами инославий.

После вечерни и повечерия было прощанье; я сказал несколько слов и потом попросил у всех прощения, поклонясь до земли; потом священнослужащие простились со всеми взаимно.

При богослужении были лейтенант Иван Васильевич Будиловский и Александра Николаевна, его жена, зашедшие потом ко мне. Да умягчит Господь елеем благодати их сердечные раны!

5/17 февраля 1896. Понедельник

1–й недели Великого Поста.

Начались великопостные службы для говеющих, которые, впрочем, почти одни только учащиеся, даже учителя–академисты отсутствуют; видел только после Часов двух–трех, да и те пришли, кажется больше для того, чтобы показаться мне на глаза, в чем и успели. Утреня начинается в шесть часов и кончилась сегодня в сорок минут восьмого; повечерие — в пять с половиною часов, кончилось в семь с половиною часов.

Из русских за вечернею была мадам Будиловская. Муж, привезши ее в Церковь, отправился на званый вечер к принцу Канин’у. Тоже своего рода служба, которую англичане сумели бы подчинить своему религиозному режиму, но русским — где же! Сегодня все на бале, и возможно ли даже вообразить, чтобы кто–нибудь из них нашел это несвоевременным! Куда! В прошлом году в этот понедельник, уж без всякой надобности, адмирал, Сергей Петрович Тыртов велел своему православному оркестру играть вечер за обедом в гостинице в Иокохаме; гостинник для удовольствия жильцов (во время обеда) заикнулся адмиралу: «Не пришлете ли, мол?». — «Отчего ж», — ответил, разыгрывая подлейшую роль обезьяны. И никому в голову, на всем русском флоте и во всех, вероятно, посольствах, как в нашем, не приходит, что мы, русские, — унижаем и сокрушаем себя подобными поступками.

Днем были: о. Павел Савабе и Матфей Сато сказать, что они вполне удовлетворились в том, что Марк Кодадзима, женатый на дочери о. Петра Сасагава, ныне живет уже два года женатым на другой женщине. Представили о сем письменное свидетельствованье за своими печатями. О. Петру Сасагава будет отвечено, что дочь его Сира свободна выйти за другого, ибо муж ее de facto разрушил брачный союз с нею. — Да придет вместе с сим в душу о. Петра раскаяние в пренебрежении миссийскими училищами: ни своих детей он не захотел провести чрез них, ни другим в Сендайской Церкви внушил это: точно пробкою закупорил Сендай для Миссии; с тех пор, как он там священником, ни в какую школу здесь — ни мальчиков или молодых людей, ни девочек — никого, тогда как прежде из Сендая по преимуществу наполнялись наши школы, из Сендая выходили служащие Церкви.