Иван Калинин - Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора

Хотя на острове преобладает греческое население, но до 1913 г. он принадлежал туркам. В мировую войну союзники превратили его в базу своих морского и воздушного флотов, действовавших в Дарданеллах. Глубокая и вместительная Мудросская бухта, в которую с моря ведет узкий проход, доставляла спокойное убежище транспортным судам. Впрочем, однажды германская подводная лодка, проникнув в залив, устроила такой дебош, что еще и в то время, когда мы там жили, в 1921 году, на острове существовала акционерная компания, во главе с местным буржуем г. Пневматикос, для извлечения потопленных судов и их тоннажа.

Следы мировой войны здесь повсюду. Берега завалены аэропланными бомбами, банками из-под консервов и бензина, всяким металлическим хламом. Разумеется, есть и братское кладбище. Кое-где сохранились бетонированные площадки, на которых сыны Альбиона развлекались в свободные часы игрой в футбол.

Ввиду недостатка питьевой воды на западном берегу Мудросского залива соорудили опреснитель. Казаки прозвали его «фабрикой воды». Внутри паукообразного острова, длиною не свыше 25 верст, влаги все-таки хватает для того, чтобы напоить и накормить немногочисленное население.

Последнее занимается или земледелием или морскими промыслами, в том числе и ловлей осьминогов. Лошадей на острове почти нет; их заменяют волы или ослы. Шутники объясняли нелюбовь местных греков к лошадям тем, что они потомки бежавших на остров троянцев, напуганных деревянным конем Одиссея.

Благодаря гористой местности и каменистой почве хлеб здесь родится плохо, маслина и виноград еще хуже, так что население до мировой войны жило в бедности. Потом оно начало богатеть, наживаясь от пришельцев. Едва ушли с острова французские и английские войска, как добрый боженька послал им «гостей английского короля» — русских беженцев деникинской эвакуации. На смену этим прибыли незваные гости французского президента — казаки. Оборотливые аборигены поживились от русских изгнанников еще более, чем от союзнических солдат. Почти все американское добро, розданное русским, пошло за бесценок грекам, которые перепродавали его с большой лихвой на соседние острова. Отвратительный коньяк и не менее противное местное вино в свою очередь давали немалую прибыль.

Привыкнув обирать братьев по вере, лемноссцы не постеснялись по инерции грабить таким же способом и своих братьев по крови, малоазиатских греков, которые, спасаясь от грозного Кемаля, в июле 1921 года сменили русских изгнанников.

Международное положение острова в этом году было самое нелепое. Он составлял часть владений государства эллинов и в то же время состоял в аренде у англичан. По и французы, опять появившиеся на острове в связи с нашим пребыванием, чувствовали себя здесь хозяевами. Мы, по крайней мере, не имели никакого касательства к английскому губернатору, тихо и скромно жившему в крошечном городке Кастро.

Один казачий поэт так описывает водворение казаков на Лемносе и, кстати, легенду о происхождении здешних ветров:

Кубанский корпус расположился на низменном западном берегу Мудросского залива, донцы — на высоком восточном. Штаб нашего корпуса занял несколько бараков возле пристани, у самого городишка Мудроса. Войсковые части разместились по палаткам на высотах, в версте от штаба. В иных полках нашлись такие любители, которые соорудили себе недурные бараки из плитняка и бидонов из-под бензина, крышу же из абри-метро. Этим материалом было усеяно все побережье залива.

пелось в казачьей частушке.

Главными врагами изгнанников являлись ветры, крысы и сколопендры, не говоря уже о чернокожих- часовых. Ветры более всего досаждали осенью, зимой и весною. Летом бог Гефест делал передышку. Случалось, что ветер уносил в море и самые палатки. Часто на его проделки ссылались неосновательно, чтобы замаскировать «загон» казенного добра. Особенно любил он «уносить в море» казенное белье, которое вывешивали для просушки юнкера Атаманского военного училища. Юноши один раз, во время концерта, чистосердечно покаялись, что «на ветер только слава», пропев и объяснив такую свою песенку, крайне незамысловатую, как и вся поэзия концентрационных лагерей и проволочных заграждений:

Крысы изводили обитателей бараков, а громадные сколопендры кусали всех, к кому они ухитрялись заползти во время сна на голое тело.

Довольствие по-прежнему доставляли французы, невзирая на свои постоянные угрозы прекратить выдачу его. Хуже обстояло дело с топливом. На острове не росло лесу. Как аборигены, так и пришельцы отправлялись в горы за «колюкой», низкорослым колючим кустарником. Греки нагружали этими неприятными ношами своих осликов, русские — свои спины. Казаки-донцы, попавшие на Лемнос зимою, разумеется использовали весь подручный материал, какой годился для топки. Разнесли несколько пустых хуторков близ Мудроса, порубили все чахлые фруктовые деревья и до того увлеклись этим любимым спортом, что заодно прирезали и до 60 баранов. В мае, по жалобам населения, ген. Бруссо назначил смешанную русско-греко-французскую комиссию для выяснения убытков, понесенных обывателями от произвола войск. Я фигурировал в этой комиссии, как представитель прокуратуры. Мы признали подлежащими удовлетворению претензии на сумму до 2000 драхм. Ген. Абрамов положил резолюцию на составленном мною докладе: «Уплатить, когда будем уезжать с острова», что в переводе с канцелярского языка на общежитейский означало «после дождичка в четверг».