Михаил Армалинский - Максимализмы (сборник)

После чтения началось самое интересное: общение с залом. Меня обвиняли в непристое, а я отбивался Достоевским [83]и его Бесами. Лёшины стихи назвали оскорбительными для Советской Армии, а я призывал слушателей отыскать в себе чувство юмора.

Однако самым прекрасным было видеть приклеенные ко мне внимательные и восхищённые глаза самочек разного вида и возраста. Впереди всех сидела Света с такого же рода глазами, Света, которую Толя и прочие великодушно делили со мной (а надо было бы сообща её поиметь всем на радость, но тогда даже мысль эта мне в голову не приходила – в России я был ещё невежественный).

После окончания вечера меня пригласили на квартиру какой-то интеллектуалки. Толя и Света были при мне плюс ещё много людей, никого из которых, увы, не запомнил. И оправдания мне нет, так как я не пил и не могу свалить своё беспамятство на водку.

На следующий день я уезжал и договорился со Светой, что она приедет ко мне на ближние выходные. Мои родные уехали в отпуск и я жил один в трёхкомнатной квартире. Света исправно приехала и послушно смотрела телевизор в гостиной, пока я натаскивал ученика по математике для поступления в ВУЗ – его мать умолила меня давать ему уроки, она была учительницей в ПТУ, где я преподавал математику, и возомнила, что я ужасно хороший математик, так как однажды в учительской на перемене я решил задачку, над которой безуспешно мучились две другие училки.

Парень получил на экзамене тройку и в ВУЗ не поступил. Но мать его на меня почему-то не сердилась, а строила глазки. Я уже стал думать, что она сына использовала как предлог, чтоб со мной переспать, но быстро отговорил себя от этой самовлюблённой идеи.

Итак, Света смотрела телевизор, а я учил парня строить не глазки, а графики, а по сути – замки на песке.

Самое смешное, что ничего эротического я про Свету не запомнил, скорее всего из-за того, что со мной она тоже не кончала. Я потащил её почему-то гулять по Петроградской. Гулял и боялся, что столкнусь со своей главной любовницей, которой, чтобы провести выходные со Светой, я сказал, что уезжаю за город. Видно, в глубине души я хотел с ней столкнуться, иначе для чего бы я чуть ли не силком вытащил Свету из постели.

А потом я отправил Свету обратно в Кохтла-Ярве не то поездом, не то автобусом, но навечно, ибо мы больше с ней не виделись.

Через год Толя мне рассказывал, что Света познакомилась с каким-то армянином, научилась с ним кончать, вышла за него замуж и родила.

Думаю, что то восхищение, которое я видел в её глазах, когда я читал стихи, стало у неё ещё сильнее и главное – обоснованней, когда её пронял первый оргазм.

Мне было чуть за 18. Приближалась весенняя сессия первого курса. У меня к тому времени имелась постоянная хорошенькая девица, с которой мы регулярно оказывались в постели, а попутно я рыскал за новыми пиздами. Так, возвращаясь со свидания поздно вечером, я сел в почти пустой автобус, в котором ехала одинокая, а значит влекущая девица. Входя в автобус, я видел её только со спины: высокая причёска из серо-блондинистых волос, шейка в завитушках и элегантные ушки. Я решил сразу сесть рядом с ней, и потом разбираться, мила она на лицо или нет.

Я подсел к ней и она повернула ко мне голову. Формально красивое лицо, но не моего тогдашнего типа. Тем лучше, подумал я, можно с ней спокойно разговаривать, не суетясь от радости, что, мол, нашёл свою мечту.

Попутчицу звали Беллой. Она была парикмахершей и еврейкой. Мы живо покалякали, и я вышел на моей остановке с номером её телефона в кармане.

Через пару дней я позвонил Белле, пригласил её к себе домой – дело было днём, родители отсутствовали – и Беллу не пришлось уговаривать. Процесс соблазнения мы похерили и после затяжного поцелуя очутились в моей кровати. У Беллы была туго набитая мясом белая грудь с бледными сосками, чего я не люблю – мне по душе тёмные, чтобы они резко отличались от остальной кожи и тем самым подтверждали свою волшебную особенность. На её лобке курчавились густые серо-блондинистые волосы, а на губах они свисали прямо, так как были мокры.

Я лизал Белле клитор. Она глухо урчала, и из её влагалища сочился сок в обильном количестве. Потом мне это надоело, я лёг на неё лицом к лицу, проник хуем в рай и оразнообразил его тропическую влажность своей.

Через несколько дней началась сессия, и я сидел над конспектами, заставляя свою память удержать бесчисленные формулы, которые можно было бы взять из справочников. Но справочниками на экзамене пользоваться было нельзя. Потому я пользовался конспектами, которыми тоже было нельзя пользоваться. Но я ухитрялся.

Вот сижу я весь в конспектах и раздаётся телефонный звонок.

– Это кожно-венерологический диспансер. Вы такой-то?

– Да.

– Вы были в близких отношениях с Беллой X.?

– Да, был, – сознался я.

– Вам нужно срочно явиться на приём в диспансер.

– А почему?

– Потому что эта девушка находится у нас на учёте и вы заразились.

Тут сердце моё упало на ступню, изнутри. Это был мой первый личный контакт с венерологией.

Я бросился в ванную рассматривать свой хуй на предмет нерегулярностей. Но ничего на нём не обнаружил, и когда пописал, ощущений непривычных я тоже не зарегистрировал – я знал из литературы, что должно быть жжение и выделения.

Больше всего меня взволновало то, что я мог заразить свою постоянную любовницу, с которой я общался после Беллы. К тому же меня почему-то удивило, что у еврейской девушки может быть венерическое заболевание. Мне тогда казалось что словосочетание «еврейская девушка» гарантирует её венерическую безопасность. Иллюзии, иллюзии…

Я никогда не любил откладывать дела и потому сразу отправился на Зверинскую улицу, на которой этот диспансер находился (насколько я знаю, он там и сейчас). Туда я ходил разок раньше не по венерическим, а по кожным делам и смотрел с подозрением на людей, сидящих в очереди, входящих и выходящих из кабинетов. И вот теперь я сам оказался среди не кожных, а венерических пациентов.

Я взял с собой конспекты, ибо назавтра был очередной экзамен, и пытался сосредоточиться на формулах. Если формулы я не запомнил, то фамилию врача-венеролога – на всю жизнь: Нестеров, высокий, мощный, немногословный с сединой на висках – ему бы хирургом быть. Он расспросил меня о симптомах, которые отсутствовали, вставил в мочевой канал ватку, намотанную на проволочку, болезненно пошевелил и послал на анализ. Затем мне делали провокации, впрыскивая с помощью резиновой груши какую-то жидкость в ту же уретру и заставляли сжимать кончик члена, чтобы эта жидкость не вытекла, а сделала своё дело, сидя где надо минуты три. Врач прописал, чтобы я выпил побольше пива, и запретил мне половые контакты до конца лечения. Затем я подписал бумажку, угрожающую тюрьмой, если кого заражу.