Михаил Армалинский - Аромат грязного белья (сборник)

злобно каркал Маркс, предсказывая добрую глобализацию, невозможную без милого Интернета. Во всём буржуазном ему виделось зло. Одержимый ненавистью, безденежный мечтатель делал укоры буржуазии, которые, по сути, являлись лишь похвалой.

Жизненные условия старого общества уже уничтожены в жизненных условиях пролетариата. У пролетария нет собственности; его отношение к жене и детям не имеет более ничего общего с буржуазными семейными отношениями… Законы, мораль, религия – все это для него не более как буржуазные предрассудки, за которыми скрываются буржуазные интересы.

Получилось, что пролетариат, отвергнув буржуазную мораль, не имеет собственной. По Марксу, даже мораль основана на формах производства и социальных отношениях, которые истекают из этих форм производства (2:71), тогда как есть одна мораль – половая, а не буржуазная или пролетарская, а именно: получить побольше наслаждения и, по возможности, без последствий детей, болезней и криминала. Пытаясь уничтожить буржуазию, пролетариат пытается перенять ту власть и возможности, которые позволили бы ему удовлетворять свои желания подобно тому, как это делали буржуи. Речь идёт вовсе не о смене морали буржуазной на пролетарскую, а лишь о силовой смене мест, как то доказали все социалистические режимы.

Только сейчас я понимаю преступность, безответственность и провокационность таких фраз, которыми бросались Маркс и Энгельс в Манифесте:

У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность.

Марксу не нравилось прудоновское определение:

Собственность – воровство! —

из которого вырос призыв:

Грабь награбленное! —

не нравилось не по сути, а потому что оно толкало на действия, основанные на неосознанных, сиюминутных эмоциях. Маркс же хотел перевести борьбу пролетариата с буржуазией на продуманно-осознанные рельсы, которые могли привести к систематическому уничтожению буржуазии, а не пылкому и кратковременному.

Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности.

В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности.

Уничтожение частной собственности неизбежно ведёт к обобществлению женщин, в чём Маркс ни за что не хотел признаться, но именно это и руководило им подсознательно, что ему бы обязательно втемяшил Фрейд.

Вы сознаётесь, следовательно, что личностью вы не признаете никого, кроме буржуа, т. е. буржуазного собственника. Такая личность действительно должна быть уничтожена.

Маркс в открытую призывает к массовому уничтожению людей за факт их буржуазности, то есть уничтожение людей называется уничтожением класса, чтобы звучало гуманнее. Если призыв к уничтожению какого-либо народа был бы даже в XIX веке воспринят в штыки, то призыв к уничтожению класса вызвал повсеместный энтузиазм среди тех, кто хотел не заработать, а отнять. А ведь класс буржуазии численно по всем странам и составлял великий и огромный народ.

На чем основана современная буржуазная семья? На капитале, на частной наживе. В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии, но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в публичной проституции.

Буржуазная семья естественно отпадает вместе с отпадением этого ее дополнения, и обе вместе исчезнут с исчезновением капитала.

Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения, чем более разрушаются все семейные связи в среде пролетариата благодаря развитию крупной промышленности, чем более дети превращаются в простые предметы торговли и рабочие инструменты.

Маркс научил своих детей лгать приходящим кредиторам, что он якобы уехал, тогда как он в то время прятался в своём кабинете. Так Маркс использовал своих детей как рабочие инструменты. А когда они мёрли один за другим из-за того, что он не мог их ни кормить, ни содержать, ни предоставлять медицинскую помощь, то, страдая по ним, Маркс не называл своё горе «нежными отношениями», которые внушают отвращение. Свою семью он буржуазной не называл, хотя и под пролетарские она тоже не подпадала. Как и следовало, свои семейные отношения он не рассматривал с классовой точки зрения, а лишь с личной, как тому и следовало быть.

Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, – кричит нам хором вся буржуазия. Буржуа смотрит на свою жену как на простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь.

Он даже и не подозревает, что речь идет как раз об устранении такого положения женщины, когда она является простым орудием производства.

Женщины – действительно орудия производства, но не экономического производства (они в основном потребительницы «экономики»), а орудия производства (и получения) наслаждения, а также время от времени производства детей.

Маркс пыжится говорить прямо и откровенно, но в итоге говорит лишь экономическими экивоками.

Впрочем, нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов. Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда.

Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга. Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, то есть официальная и неофициальная проституция.

То, что Маркс называет «само собой разумеющимся», как раз является самым сомнительным. Производственные отношения влияют на половые отношения не в меньшей степени, чем половые влияют на производственные. Марксу, любителю Гегеля, не пристало пренебрегать диалектикой. Проституция возникает не из-за того, что женщине нужны деньги, а из-за того, что женщина хочет больше денег. И потому проституция существует повсюду, где существует спрос на сексуальное наслаждение. А так как спрос этот существует в человеческом обществе повсеместно, то, значит, и проституция – явление, присущее человеческому обществу, без которого само общество не может существовать. Проституция лишь меняет свои формы, но существует всегда (см. моё эссе о проституции Спасительница в «кирпиче» Чтоб знали! ).