Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование

— И зачем вы всё это мне рассказываете?

— Что бы я мог ему помочь, необходимо, чтобы он мне поверил. Я, если позволите, буду ссылаться на вас. А если вы посвятите меня в подробности ваших переговоров с посланцем великого князя в 1942 году, это сильно облегчит мою задачу. Если вы, Борис Александрович, конечно, сочтете это возможным.

Кривая улыбка как будто застыла на лице Садовского. Демьянов старался смотреть ему прямо в глаза, но это было трудно. Глаза поэта смотрели сквозь него, куда-то в другой мир. А, может быть, видели насквозь?

— Извольте, если это вам поможет. Теперь делать из этого секрет нет никакого смысла. Владимир знает шифр, который должен открыть ему сейф в одном из швейцарских банков. Каком — знает только он. Ну, а что в этом сейфе — не знает никто. Хотя у меня есть предположение. Вам интересно?

— Конечно-конечно.

— Ну, кому бы было не интересно. Я уверен, что никаких материальных сокровищ там нет. Романовы настолько прониклись ролью хозяев русской земли, что им и в голову не приходило что-либо прятать за границей. Вы, конечно, помните, что моя жена в последние месяцы империи была очень близка к императрице Александре Федоровне. И к Распутину тоже. Среди тех, кто тогда окружал трон, ходили разговоры, что императрица с согласия императора записывала все пророчества Распутина, требовала от придворных рассказывать ей о них. Мне он, кстати, тоже напророчил долгую жизнь. Была у нас одна встреча. Сбылось. Знаю, например, что блокаду Петербурга предсказал. Терпеть не могу этой собачей клички — Ленинград. Об этом мало кто знает, но он и о более отдалённом будущем пророчествовал. Такой вот русский Нострадамус. Александра из этих пророчеств составила целую книгу. И, как говорила покойная Надежда Ивановна, очень этой книгой дорожила. А когда попросила Надежду Ивановну запомнить часть шифра, дала понять, что это завет убитого к тому времени Григория Ефимовича. Отсюда и моя догадка. Сенявину я об этом ничего не сказал. Пользы от этого знания Владимиру Кирилловичу было бы никакой, а я хотел его энтузиазм разогреть, стремление бороться. Вряд ли бы я этого достиг, рассуждая о какой-то «Книге пророчеств» Распутина. Ну а сейчас, повторяю, для меня это уже не имеет никакого значения.

Демьянову вся эта история показалась совершеннейшей ерундой. Но выработанная годами привычка додумывать всё до конца заставила спросить:

— Совсем никакого? Ну, а если представить, что Распутин действительно был пророком, то ведь из этой книги можно узнать будущее России? Ведь Николай II в это верил?

— Несомненно. Иначе бы не назначил крайним сроком вскрытия письма двадцатипятилетие убийства Распутина. Тот же в своих пророчествах точных дат не называл. Вот сказал незадолго до смерти, что через двадцать пять лет будет новая война с немцами, а Николай и запомнил, хотел предупредить. А то, что к декабрю 41-го война уже полгода будет идти, так это уже детали. Ведь про двадцать пять лет было сказано точно. Кстати, для нынешних правителей России эта книжка тоже может быть полезна. Или опасна. Кто знает, какую судьбу Григорий Ефимович напророчил советской власти? А, в общем, это все фантазии. Вы лучше Сенявину или самому великому князю мои стихи передайте. Если вам удастся встретиться. Я Дмитрию Львовичу при оказии обещал. Они для вас и будут паролем.

Взяв несколько листков, переписанных рукой сестры Надежды Ивановны, Демьянов попрощался. И он, и Садовской понимали — это их последняя встреча. Поэтому и расстались с удовольствием.

На Лубянке эксперты и шифровальщики тщательно проверили листочки Садовского. Никаких следов шифров или тайнописи не обнаружили. Демьянову было приказано взять их с собой.

В последние дни войны Владимир Кириллович в сопровождении Сенявина действительно оказался в Тироле. Здесь они снова встретились с Жеребковым, которому немцы в последний момент отказали в разрешении на вылет в Швейцарию, сославшись на то, что швейцарцы против контактов представителя Власова с западными союзниками на их территории. Война неумолимо накатывалась на западную Австрию, и деятельный Жеребков метался в поисках выхода из той ловушки, в которую превратился погибающий Третий Рейх. Теперь он спасал уже не власовцев, а самого себя. И великий князь представлялся ему хорошим козырем в этой борьбе за свободу и жизнь. В первые дни мая они примкнули к колонне отступающей на запад 1-й Русской национальной армии под командованием генерал-майора Бориса Алексеевича Хольмстон-Смысловского.

Граф Смысловский воевал с большевиками в гражданскую, годы эмиграции провёл в Германии и связал свою судьбу и надежды на освобождение России с Гитлером и его «походом против большевизма». На территории Советского Союза дивизия Смысловского, состоявшая из эмигрантов и бывших военнопленных, боролась с партизанами и терроризировала поддерживающее их местное население. Это были каратели. Несмотря на несколько встреч генерала с Власовым дивизия Смысловского так и не примкнула к нему. Для графа Смысловского Власов был слишком советским. А в апреле 1945 года немцы признали Смысловского союзником, и его войско, никогда не превышавшее десяти тысяч, стало громко именоваться 1-й Русской национальной армией. Генерал-майор Смысловский принял решение искать убежище в Лихтенштейне, путь куда лежал через Тироль. К нему и примкнули Владимир Кириллович и Жеребков. В ночь со 2 на 3 мая 1945 года отряд Смысловского, а к этому времени от его «армии» осталось менее пятисот человек, подошёл к границе с Лихтенштейном. Колонну возглавляли несколько легковых автомобилей. В одном из них, над которым развевался большой бело-сине-красный флаг, находились Владимир Кириллович, Жеребков и Сенявин. После нескольких часов переговоров правительство княжества приняло решение пропустить людей Смысловского на свою территорию. Повод для этого был найден в том, что его армия формально не являлась частью вермахта, а именовалась союзником Германии. Но ни Владимира Кирилловича, ни Жеребкова в Лихтенштейн не пустили. Они ведь не были солдатами Смысловского, а князь Лихтенштейна Франц Йозеф II не хотел осложнений в отношениях с союзниками. Пришлось снова искать временное убежище в Тироле. Владимира Кирилловича спасло то, что сюда вошли части 1-й французской армии. Русский «Гранд дюк», «великий князь», для которого Франция стала второй родиной, был для французов почти своим. Встретил он их в небольшом тирольском городке Лиенц, недалеко от швейцарской границы.

5 мая советские офицеры связи прибыли в расположение французских войск. Немецкая группировка в этом районе уже капитулировала. Но и французы, и русские были настороже. Здесь, в Альпах, прятались уцелевшие главари нацистской Германии, готовились к партизанской войне отряды «Вервольфа». Среди них, как докладывала разведка, находился и главный немецкий диверсант Отто Скорцени. В Инсбруке, где разместился штаб французской армии, Демьянов встретился с агентом, имя которого и сегодня остается неизвестным. От него он узнал, что Владимир Кириллович и его немногочисленная «свита» находится в Лиенце. Для встречи с ним туда уже выезжали высокопоставленные офицеры французской контрразведки. Агент предположил, что ведутся переговоры о переходе Владимиром Романовым австро-швейцарской границы. На территории западной Австрии находилось большое количество только что освобожденных советских военнопленных и перемещённых лиц, и по договоренности между советским и французским командованием группа связи, в которую входил Демьянов, получила право беспрепятственно перемещаться в зоне ответственности французов в целях, как утверждалось, «помощи» этим людям. Демьянов и его команда побывали по дороге в нескольких тирольских городках, имитируя поиск советских граждан, и только в поздних майских сумерках они оказались подле Лиенца. Демьянов ехал впереди на «виллисе» с шофером, трое переодетых в общевойсковую форму офицеров НКВД на трофейном «опеле» сзади. Оставив своих спутников в придорожной гостинице, где они должны были дожидаться его команды, Демьянов поехал в город.