Вадим Хачиков - Тайна гибели Лермонтова. Все версии

Другим поводом для обвинения Траскина служат его слова из сообщавшем о дуэли письма к Граббе: «В заключение имею честь донести, что я, на основании приказания г. военного министра, донес о сем происшествии его сиятельству (то есть военному министру), дабы князь Чернышев известился о сем происшествии в одно время с графом Бенкендорфом, которому донес о сем штаб-офицер корпуса жандармов здесь находящийся».

Траскин имеет в виду, что если бы донесение было послано через Тифлис, как полагалось по субординации, то Чернышев получил бы его позже, чем Бенкендорф, которому донесено прямо в Петербург. Поэтому он извещает начальника о том, что воспользовался разрешением военного министра в срочных случаях посылать сообщения прямо ему, минуя Тифлис. Но жаждавшая изобличить самодержавие в подготовке гибели Лермонтова Э. Герштейн посчитала, что слова эти доказывают, будто существовал некий особый приказ Чернышева – сообщить ему немедленно, когда совершится убийство Лермонтова, о подготовке которого он якобы знал.

Стоит поблагодарить С. Андреева-Кривича, который в те годы все же рискнул разъяснить это недоразумение. Тем не менее поведение Траскина во время следствия по делу о дуэли подверглось яростным нападкам. Он обвинялся в том, что привлек к следствию находившегося в Пятигорске жандармского подполковника Кушинникова, что лично направлял ход следствия, подсказывая секундантам и Мартынову, как отвечать на задаваемые вопросы. Объективный анализ действий полковника не позволяет обвинять его в желании направить следствие по ложному пути и выгородить убийц Лермонтова. Ведь советы Траскина секундантам вовсе не преследовали цель избавить их от наказания.

Таким образом, рассматривая личность полковника с позиций дня сегодняшнего, мы видим, что сквозь созданную недругами оболочку карьериста, интригана и казнокрада просвечивает его истинный облик – порядочного человека, много сделавшего для уважаемого им поэта и офицера.

Особенно заманчивым казалось связать с гибелью Лермонтова жандармского подполковника А. Н. Кушинникова, который как раз тогда прибыл в Пятигорск с неким специальным заданием. По мнению самых активных разоблачителей козней III Отделения, задание касалось судьбы опального поэта. Так, И. Андроников утверждает: «Распорядившись о том, чтобы Лермонтов в сорок восемь часов покинул столицу и ехал к своему полку, Бенкендорф отдал секретное предписание жандармскому подполковнику Кушинникову неотступно наблюдать за поэтом».

Но насколько это и подобные ему утверждения соответствуют действительности? Начнем с того, что, как мы выяснили ранее, ни император, ни граф Бенкендорф ненависти к поручику Лермонтову не испытывали. Разве что некоторое недовольство его поведением, а также сочинением стихов и прозы, которые не всегда соответствовали их представлениям о том, какой должна быть российская словесность. Стало быть, у них отсутствовали и мотивы для секретного задания Кушинникову, связанного с судьбой поэта. Но, даже если бы такие мотивы имелись, секретного задания относительно Лермонтова подполковник все равно не получил бы, поскольку к моменту его выезда из столицы в Пятигорск – а это случилось, ориентировочно, 22 апреля – никто и предположить не мог, что опальный поручик вместо Тенгинского полка окажется на Водах.

Тогда зачем же ехал Кушинников в Пятигорск? Оказывается, его задание лежало в общем русле уже давно (с 1834 года) и регулярно ведшегося жандармами секретного надзора за публикой, собиравшейся в летние месяцы на Водах. Ведь на Кавказе встречалось немало всяких опасных для существовавшего правопорядка личностей. Это переведенные сюда из Сибири декабристы и иные государственные преступники, для которых Кавказ стал «теплой Сибирью». Это разжалованные офицеры и просто офицеры, зараженные вольнодумством, которых «сплавили» подальше от столицы. Это сосланные сюда участники польского восстания 1831 года и еще многие категории подозрительных лиц.

Летом 1841 года для строгого надзора имелось к тому же чрезвычайное обстоятельство: сведения о некоем тайном обществе в Пятигорске и злоумышленном заговоре на Кавказе. «На Минеральных водах, – отмечает Д. Алексеев, – заговорщикам нетрудно было затеряться среди посетители со всей России, незаметно встречаться с офицерами из действующих отрядов и узнавать от них сведения о боевых действиях и потерях, которые потом разносили по всей империи. …Военные неудачи и слухи власти относили на счет деятельности членов злоумышленного сообщества из числа ссыльных государственных преступников и поляков, скрывающихся в толпе отдыхающих, при попустительстве местных властей».

Никаких заговоров и тайных обществ Кушинников в Пятигорске не обнаружил, но для того, чтобы прийти к этому выводу, потрудиться ему пришлось изрядно. Из донесений Кушинникова составилось дело, содержащее почти 300 (!) страниц рукописного текста. Так что судите сами: до Лермонтова ли ему было в те тревожные дни? И известие о поединке со смертельным исходом стало для него, как и для всех прочих, явной неожиданностью.

Об отсутствии у жандарма внимания к Лермонтову до дня роковой дуэли вполне убедительно говорят и приведенные Д. Алексеевым заголовки его донесений в Петербург: 15 мая – «О содержании мостов, дорог и переправ чрез реки в Войске Донском». 6 июля – «Список посетителей Пятигорска и Кисловодска». 16 июля – «О дуеле бывшей в Пятигорске между отставным Маиором Мартыновым и поручиком Лермантовым». 8 августа – «О дуэле бывшей между Маиором Мартыновым и Поручиком Лермантовым». 8 октября – «О посетителях Кавказских минеральных вод».

Как видим, до 15 июля и после 8 августа о Лермонтове – ни слова. В статье Д. Алексеева имеются документальные данные, опровергающие и версию «о нашествии голубых мундиров» в Пятигорск, которую с удовольствием развивали лермонтоведы, опираясь на воспоминания декабриста Н. Лорера. Большому количеству жандармов просто неоткуда было взяться, поскольку, согласно официальным данным, в Кавказской области числился подполковник Юрьев и в его канцелярии – 2 штатных писаря, а ставропольскую жандармскую команду составляли: начальник, штабс-капитан Полесский-Шепило, один унтер-офицер и 23 рядовых, которые годились лишь для охраны и конвоирования преступников. Кого из них могли послать для устрашения курортной публики?

Но, хотя Кушинников никаким боком не участвовал в заговоре против Лермонтова, его присутствие в Пятигорске на судьбу поэта все же повлияло, причем не в худшую сторону. Как считает Д. Алексеев, присутствие столичного жандарма вынудило полковника Траскина дозволить поэту остаться в Пятигорске: «25–26 июня Траскин находился в Пятигорске, где, несомненно, виделся с Ильяшенковым и Кушинниковым – в эти дни они завершали составление итогового списка посетителей для III Отделения, где непременно значились бы Лермонтов и Столыпин. Поэтому начальнику штаба, перед отъездом 27 июня в Ставрополь, не оставалось иного выбора, как узаконить пребывание „за болезнью“ Лермонтову и Столыпину в Пятигорске „впредь до излечения“…»