Вадим Хачиков - Тайна гибели Лермонтова. Все версии

Как обстояло дело на самом деле? Первое, что следует четко обозначить, – временной период от ссоры до дуэли. Ссора, как достоверно известно, случилась 13 июля поздно вечером, а дуэль состоялась 15 июля около шести часов пополудни. При желании можно, конечно, говорить, что между этими событиями прошло около трех суток, как это сделал Васильчиков, желая доказать, что попытки предотвратить дуэль продолжались достаточно долго. Однако если посчитать строго, то получится даже менее двух суток. Если же выбросить ночи, когда никаких действий и разговоров не могло происходить, то окажется, что и гипотетическим сплетникам на бурное обсуждение «пикантной» новости о ссоре двух приятелей, и мифическим «многочисленным друзьям» оставались на примирение противников буквально считаные часы.

Другой немаловажный момент: документально подтверждено, что Лермонтов и Столыпин утром 15 июля, находясь в Железноводске, приобрели билеты на ванны и собирались принимать их в течение ближайших дней. Наиболее вероятно, что Пятигорск они покинули накануне, 14 июля. Стало быть, о том, что дуэль – дело решенное, они, скорее всего, не знали. Да, видимо, и не слишком серьезно к ней относились, иначе повременили бы с покупкой билетов. В рамках этих документальных свидетельств и вполне надежных предположений нам и следует рассматривать интересующие нас события, а также поступки «действующих лиц» второго «акта» трагедии.

К сожалению, в воспоминаниях современников, уделявших много внимания ссоре и дуэли, о том, что происходило в промежутке между ними, сообщается не много. Более или менее подробно описывает это в своих воспоминаниях лишь Н. П. Раевский. Правда, как мы уже говорили, есть серьезные основания считать, что никакого отношения к дуэли и преддуэльным событиям он не имел. Но несомненно, что они ему были хорошо известны со слов кого-то из очевидцев, скорее всего – Глебова. И потому, сопоставляя рассказ Раевского с другими источниками, можно все же составить себе более или менее точную картину происходившего.

Главную роль в этом втором «акте» трагедии играли не «Столыпин, Безобразов, Манзей, Зельмиц, Пушкин и другие друзья Лермонтова», как утверждают биографы поэта и повторяющие их авторы, а будущие секунданты на дуэли – корнет Михаил Глебов и князь Александр Васильчиков. Причем на передний план следует выдвинуть фигуру Глебова. Ему выпала печальная участь быть причастным к конфликту Лермонтова и Мартынова с первых же минут: уже поздно вечером 13 июля, сразу после резкого разговора, случившегося по выходе из дома Верзилиных, Глебов был привлечен к наметившейся дуэли как возможный секундант. Только вот с чьей стороны?

Ответить на этот вопрос, казалось бы, просто. На следствии по делу о дуэли было объявлено, что Глебов был секундантом Мартынова, который, отвечая на заданные ему вопросы, написал: «Раздеваясь, я велел человеку попросить ко мне Глебова, когда он придет домой. Через четверть часа вошел ко мне в комнату Глебов. Я объяснил ему в чем дело; просил его быть моим секундантом и по получении от него согласия сказал ему, чтобы он на следующий день с рассветом отправился к Лермантову».

И биограф Лермонтова Висковатов, строивший рассуждения на данных, сообщенных ему Васильчиковым, утверждал: «Мартынов, вернувшись (с вечера у Верзилиных), рассказал дело своему сожителю Глебову и просил его быть секундантом».

Но вот журналист Мартьянов, первым начавший собирать материалы о поэте и обстоятельно беседовавший с его квартирным хозяином Чилаевым, Висковатова опровергает. И передает слова Лермонтова после разговора с Мартыновым так:

«Вот она злоба-то дня в чем выразилась! – сострил Михаил Юрьевич, обратившись к Глебову и другим столпившимся вокруг него товарищам. – Ты, Глебов, конечно, не откажешься быть моим секундантом? (Тот утвердительно кивнул головою)».

Есть и третья версия. В черновике донесения коменданта Ильяшенкова есть фраза: «Секундантом у обоих был находящийся здесь для лечения раны лейб-гвардии конного полка корнет Глебов…» И в высказываниях Васильчикова, записанных позднее журналистом М. И. Семевским, читаем: «Секундантов никто не имел. Глебов был один у обоих…» Да, такое тоже бывало в российской дуэльной практике – за ходом поединка следил один секундант, пользовавшийся доверием обоих противников.

И все же: какая из версий ближе к истине?

Вначале – доказательства, так сказать, косвенные.

А. Арнольди вспоминал, что 15 июля, по дороге из Пятигорска в Железноводск, встретил Глебова и Столыпина, ехавших на беговых дрожках в обратном направлении. Это позволяет считать, что именно Глебов приезжал в Железноводск – скорее всего, чтобы сообщить Лермонтову о скорой дуэли и договориться о месте встречи – ресторане Рошке в Шотландке – для последующей совместной поездки оттуда к месту поединка. Это свидетельствует в пользу того, что Глебов был секундантом Лермонтова. Зачем, спрашивается, с подобной миссией ехать чужому секунданту, к тому же не вполне оправившемуся от раны, когда есть вполне здоровый Васильчиков, якобы секундант Лермонтова?

Факт, что Глебов обедал с Лермонтовым у Рошке в компании общих знакомых, тоже сомнению не подлежит – это подтверждают свидетельства современников. Менее достоверна информация, что после обеда они, распрощавшись с остальными, вдвоем отправились на дуэль. Об этом сообщает лишь Мартьянов. Но мы знаем, что он строил свой рассказ на словах Чилаева, имевшего возможность узнать об этом у самого Глебова. Так что будем считать, что и совместная поездка тоже была. А ведь правила дуэли как раз и предполагали, чтобы секундант с дуэлянтом, встретившись незадолго до поединка, вместе прибывали к назначенному месту. Таким образом получаем еще одно, может быть и не очень твердое, но все же доказательство того, что Глебов был секундантом Лермонтова.

Наконец послушаем и самого Глебова. Правда, воспоминаний он не оставил, зато неоднократно рассказывал о дуэли разным лицам. И с его слов они, не сговариваясь, утверждают, что секундантом поэта был именно он.

Так, Фридрих Боденштедт, немецкий писатель, поэт, переводчик, в 1840 году приехавший в Россию, вспоминал: «В августе 1841 года пришло известие о смерти Лермонтова… Подробности я узнал позднее на Кавказе от секунданта Лермонтова Глебова…»

Дальняя родственница поэта Е. А. Столыпина сообщала А. М. Верещагиной-Хюгель в письме от 26 августа 1841 года: « У него (Лермонтова) был секундантом Глебов, молодой человек, знакомый наших Столыпиных, он все подробности описывает к Дмитрию Столыпину, а у Мартынова – Васильчиков…»

После этого, как принято говорить, комментарии излишни!