Дмитрий Володихин - Рюриковичи

Применяется стратегия, успешно «опробованная» в 1584–1586 годах: вырастает еще целый ряд русских крепостей у окраин царства. Мощными каменными кремлями и новыми каменными храмами обзаводятся Казань и Астрахань. На Волго-Донской «переволоке» основывается Царицын (ныне Волгоград). Прежде в этих местах господствовали банды волжских казаков, теперь Российская держава становилась тут твердой ногой, оттесняя казачью вольницу к Дону и Яику. В первой половине — середине 1590-х, когда опасность татарских вторжений была особенно сильна, рождается обновленная крепость в Ельце, появляются Кромы, Курск, Белгород, Оскол, Севск. Иначе говоря, русские всего за несколько лет получили на степном рубеже не только новый оборонительный пояс, но еще плацдарм, с которого их теперь уже нельзя было выбить. Этот плацдарм позволил в будущем осваивать просторы Дикого поля, распахивать землю, селить крестьян под защитой надежных стен. Строили тогда фантастически много и быстро. Один только список новых русских городков на юге и юго-востоке страны, появившихся всего за полтора десятилетия, поражает воображение.

В Сибири шел тот же самый процесс, только меньшей кровью и с меньшими расходами. Область, подчиненная московскому государю, расширялась стремительно, росла год от года. Это опять-таки происходило благодаря упорному следованию правильно выбранной стратегии «наступления городами». В 1590-х строятся Лозьва, Пелым (на месте более древнего селения), Тара, Обдорск, Нарым, Верхотурье, Сургут… Враждебные России правители пелымские и кондинские были разбиты, земли эти оказались под монаршей рукой Федора Ивановича.

На западном направлении дела России также складывались не худшим образом.

В отношениях с Речью Посполитой Борис Годунов добился успеха, используя не только дипломатические средства. Важнейшим козырем в руках Москвы стала мощная крепость, воздвигнутая в Смоленске тем же Федором Конем, строителем Белого города.

Отношения со Шведской короной с неизбежностью катились в сторону войны. И для шведов оказалась сюрпризом та военная мощь, которую смогло противопоставить им в поле Московское государство всего через несколько лет после тяжелого поражения в Ливонской войне.

Борису Федоровичу приходилось разумно экономить, не браться за рискованные проекты, маневрировать малыми резервами. Он принужден был, располагая невеликим военным и экономическим потенциалом, везде успевать, всюду закрывать бреши, вести хитрую дипломатическую игру компромиссов, драться только там, где это становилось неизбежным.

Но при этом социальное напряжение постепенно нарастало, поскольку снаряжать войска и строить города стоило людей, денег, транспортных средств, а всё это приходилось выжимать из страны со сравнительно слабой экономической основой. Крестьянство, державшее страну на своем хребте, едва выносило бремя государева «тягла». Земледельцы бегут от пашни, ищут счастливой доли у новых хозяев, подаются в казаки. Во второй половине 1590-х правительство принимает драконовские меры по сыску беглых холопов; мало того, в 1597 году объявляется пятилетний сыск крестьян, ушедших от помещиков в нарушение законов. Перегнул ли Борис Федорович палку, выкачивая ресурсы из страны путем нажима на крестьянство? Видимо, все-таки нет — во всяком случае в царствование Федора Ивановича.

Годунов, сколько мог, удерживал страну на грани Смуты. В своей политической деятельности он не столько блистает гениальными комбинациями, сколько гениальной расторопностью, умением упрямо продолжать игру, имея плохую карту на руках, и в конечном итоге уходить от поражения. Он ведет политику с большой осмотрительностью и осторожностью, предпочитая надежность сколько-нибудь серьезному риску.

Царь Федор Иванович, покуда был жив, освящал своим присутствием деятельность Годунова, давал ей легитимную основу, а в глазах крепко верующих людей — заодно и своего рода мистическую защиту для всей страны.

Сильная и чистая вера Федора Ивановича — главная отличительная черта, оставшаяся в памяти современников и будущих поколений наряду с загадкой «простоты» его ума. Как ни парадоксально, именно благочестие этого монарха порой заставляло его удаляться от молитв и развлечений, подвигало на практическую деятельность. Именно благочестием объясняются многие события в жизни государя, в частности действия, произведенные им как правителем России. Пусть и нечасто, но такое происходило: самодержец, на девять десятых передавший бразды правления другим людям, иногда вмешивался в ход державных дел, влияя на них по своей воле.

С детских лет Федор Иванович много ездил по монастырям, должен был знать строгий и чистый иноческий обиход. Летописи свидетельствуют о том, что с восьмилетнего возраста отец брал мальчика в дальние поездки по монастырям, а с семилетнего — в ближнее богомолье за пределы Москвы. Осенью 1564-го, на Покров, мальчик посетил Троице-Сергиеву обитель. Летом 1565 года ребенок вновь побывал в Троице-Сергие-вом монастыре, а затем в Никитском (Переяславль-Залесский). Всего богомолье это заняло месяц. А осенью того же года он отправился с семьей по обителям на гораздо больший срок. Начав с того же удела преподобного Сергия, Иван IV, в сопровождении царицы и царевичей, побывал в Переяславле-Залесском, Ростове, Ярославле, Вологде и на Белом озере, «в доме» преподобного Кирилла. На следующий год путь царского богомолья, начавшись там же, пролег через Иосифо-Волоцкий монастырь и Вязьму. В феврале 1567 года государево семейство вновь посетило северные города и обители, совершая поездку, у которой были как деловые, так и молитвенные цели. Царевич опять посетил Троицу, Вологду и Кириллов монастырь на Белом озере…

Любопытная деталь: патриарх Иов в «Повести о житии» Федора Ивановича сказал совершенно определенно, что будущий монарх с молодости, то есть задолго до «царских лет», был духовно умудренным человеком.

Он проходил ту же школу, что и его отец, брат. Такую же школу пройдут в будущем и первые государи из рода Романовых. Но столь же сильное или, по крайней мере, сравнимое благочестие проявит лишь один из них — Алексей Михайлович (1645–1676). Все они любили богомолье, все ездили по монастырям, все регулярно посещали службы в храмах, все — кто больше, кто меньше — основывали новые монастыри, строили церкви, жертвовали немалые средства на храмовые нужды. Но сколь же разительно расходились их характеры, их образ действий как политиков!..

Взойдя на трон, Федор Иванович сохранил искреннюю любовь к богомолью и надеялся на чудодейственный дух монастырей как на лучшее средство для решения самых сложных проблем в своей жизни. И еще он всю жизнь был кроток, имел поистине голубиное сердце.