Иван Уханов - Рычков

Проезжая через промытые первыми летними дождями степи и леса Татарии, через разбросанные на десятки верст одна от другой татарские деревни, Рычков удивляется малочисленности этих поселений в таких живописных местах и тому, что их обитатели ничего не знают о своем происхождении, о своих древних прародителях. Правда, в самом Билярске чиновник канцелярии дал ему копию схемы этого древнего города, из которой явствовало, что некогда он принадлежал татарам. Однако, внимательно осмотрев окрестности города и лежащие в трех верстах от него развалины крупных каменных строений, Рычков засомневался. Ведь многие исторические справки свидетельствовали о том, что татары более склонны были к кочевому образу жизни, вековых каменных градов не строили. «Привыкнув к войне, презирали они спокойное житие и питались обыкновенно войною и грабежом соседних народов», — замечает в дневнике Рычков и, желая заглянуть в более древние времена, высказывает предположение, что обозреваемые им места принадлежали до татаро-монгольского нашествия либо старобытным скифам, либо болгарам.

Но сами татары, прожив здесь многие века, считают эти земли отчими, с почтением относятся к древним развалинам — жилищам своих предков, к каменным частоколам мусульманских кладбищ. И хотя почти в каждой татарской деревне есть молитвенный дом, школа для детей, где обучение ведет мулла, немало проживает повсюду и крещеных татар. По доброй воле приняв христианскую веру, они отчасти изменили и уклад своей жизни: построили крепкие дома, занялись хлебопашеством.

С горечью рассказывает Николай Рычков о крайней нужде и бедности крестьян вятской провинции, питающихся зачастую пихтовой корой и желудями. «Возмужавшим людям пища сия не столь вредна, но жалостно видеть бедных младенцев, оным питающихся. На лицах их написаны бедность и бессилие, приводящие в жалость каждого смотрящего на них». Рычков предлагает переселить наиболее бедствующую часть вятчан в Оренбургский край, где хлеб и другие злаки хорошо родятся и население не столь густо.

В двух верстах от Нагайбацкой крепости, на высоком холме, Рычков осмотрел действующий наземный рудник, названный старожилами Чудьской копью. Когда-то медь добывали тут путем выплавки, но потом рудный слой кончился. Рудокопы же не оставили копь, обнаружив множество медной крошки в песчаной поверхности холма. Для очистки руд от почвы применили воду бегущего неподалеку ручья. Воду запрудили и стали выпускать по желобам, подбрасывая в них и постоянно помешивая деревянными лопатами смесь песка и руды: почва легче минерала, а потому уносится водой, руда же оседает на дно.

В пещерах и увалах, по берегам речек и озер Николай Рычков собирает разные камни, делает на них пометки и складывает в дорожный мешок. В одном месте ему показали кости слона. Пытаясь объяснить, как могли оказаться в Прикамье останки огромного обитателя жарких стран, он размышляет в дневнике, что причиною тому могли быть частые войны древних персов со скифами. «Слоны, утомленные от непрестанного и дальнего похода, могли умирать в тех местах, где мы ныне находим оставшиеся от них члены; или народы, здесь обитавшие, делая частые походы против персов и побеждая оных, приводили в свои земли сего великого зверя, который мог служить и знаком ими одержанных побед».

Во время привалов Николай Рычков долгие вечерние часы коротает в беседах с жителями разных поселений, понимая, что, только употребляя изготовленную ими пищу, пользуясь их домашней утварью, слушая их рассказы, можно понять их жизнь, нравы и самобытные обряды. Черемисы, например, привлекли его прежде всего как идолопоклонники, сохранявшие языческую веру. И если боги обычно похожи на своих творцов, то есть на тех, кто им поклоняется, то разве не через познание священных религиозных ритуалов можно полнее объяснить нравы, строй жизни и даже происхождение тех же черемисов? Ведь в жертву своим многочисленных богам они приносят то, что сами очень любят.

Наиболее почитаем у них бог Киреметь, дух свирепый и могущественный, от которого зависят здоровье и благополучие каждого черемиса Попав в беду или заболев, черемис старается одарить, умилостивить страшного Киреметя тем, что разрешает выбрать во дворе своем лучшую лошадь или корову, зарезать и отдать костру. Принося жертву, черемис уверен, что зарезанное животное переселяется в жилище бога.

Примерно так же поступали древние скифы. В день погребения царя или большого военачальника они убивали не только лошадей, но и нескольких служителей и наложниц, уповая, что они пригодятся своим владыкам и после смерти. Обитавшие на землях скифов черемисы во многом сохранили их дикие суеверия.

Каких-либо храмов или церквей для свершения молитв язычники не имеют. Нет у них и икон. Молются они под открытым небом, обычно возле дуба или березы, которым поклоняются как символам божества.

Бывают и праздничные обряды жертвоприношения. Они совершаются в добрый солнечный день. В таком обряде участвуют только мужчины. За день до него старики собираются на совет, чтобы определить, что надлежит принести в жертву богам-хранителям. Одни предлагают белую лошадь, другие — белую корову. При разноголосице выручает гадальщик, который либо мечет бобы, либо смотрит в тихий омут. Выбрав наконец, какой породы и масти должна быть скотина, толпа сбрасывает на круг деньги для приобретения животного на закол. Лошадь или корова должна быть молода, тучна и здорова. Ее приводят на избранную среди молодого леса полянку и тотчас совершают обряд. Однако обреченную жертву из-под ножа может спасти одна суеверная мелочь. На месте убиения животное вдруг обливают холодной водой. Если оно при этом вздрогнет и встряхнется, то это означает, что выбор жертвы угоден богу. Если не шелохнется, то такую скотину прогоняют как противную богу. Гонят ее потом от себя и хозяева, и она, брошенная на произвол судьбы, где-то погибает от голода или от хищных зверей в лесу.

На месте жертвоприношения часть мужчин разделывают тушу, другие разводят большой костер, в который бросают уши, хвост, рога, копыта животного, а чуть погодя лучшие куски мяса, приговаривая: «Огонь, отнеси нашу жертву к богу, который даст нам хлеба, пчел и здоровья». Оставшуюся часть туши рубят на куски, складывают в котел, варят и едят, сидя кружком на земле. Окончив трапезу, все расходятся по домам, оставив на жертвенном месте шкуру убитого животного.

За свое трехдневное пребывание у черемисов Николай Рычков успел полюбить этот мужественный и смиренный народ, «незлобивый и нековарный», восприняв религиозные обычаи его не как следствие слепой веры и невежества, а как традиции, как способ сохранения первозданных человеческих качеств, природного нравственного начала «Они говорят, что блаженство наших отцов было превосходнее нашего, — пишет в дневнике Рычков, — а сие не от чего иного происходило, как только от того, что они более почитали богов своих», хранили все, что им праотцы оставили, дабы достигнуть того благополучия, каким в жизни своей предки наслаждались. «Сие есть лучшее из всех черемисских размышлений: ибо уподобляться своим предкам, сохранять их непорочные нравы похвально и для других народов».