Иван Уханов - Рычков

Прощаясь с черемисами, Николай Рычков еще и еще раз с уважением свидетельствует, что самое приметное в них качество «есть то, что они между собою весьма дружелюбны и от вредных раздоров всегда уклоняются. Богов своих и дни праздничные почитают с великим благоговением, и то, что запрещает вера и обычай, редко переступают».

В конце июля 1769 года Николай Рычков со своими спутниками сделал привал возле огромной пещеры, неподалеку от башкирской деревни Мескеу. Внимание Рычкова привлекла не сама пещера В версте от нее находился заброшенный медный рудник заводчика Осокина. Еще недавно рудный слой лежал здесь почти на поверхности, потом руда кончилась. Заводчик велел рудокопам сделать штольню. Пройдя более сорока аршин в глубь земли, рудокопы не нашли того, что искали. Измучившись, они оставили свою работу, и рудник был закрыт. Из стены глубокой ямы Рычков извлек бревно и человеческий череп, заполненный медной рудой. Находки позволили предположить, что череп принадлежал древнему человеку — настолько пронизали его рудные прожилки. Значит, древние обитатели здешних мест умели добывать руду не только на поверхности, но и в глубинах земли. Окаменелые кости и бревно свидетельствовали и о том, что на башкирской земле когда-то проживали не только кочевые племена, как писано в исторических сочинениях, но и более древние народы, знавшие градостроение и горнорудное дело.

В августе Николай Рычков прибыл в Спасское. Загорелый, обветренный, он, рассказав отцу об увлекательном путешествии, хотел было отправиться прямо в Петербург к академику Палласу.

— Прежде приведи в порядок свои записи. Пока все свежо в памяти, подробнейше изложи, как исполнил поручение. Ты не сам по себе, а член важнейшей экспедиции.

— Но я еще не прошел весь намеченный мне маршрут, который по осенней хляби и продолжать будет несподручно.

— Прежде аккуратно обработай то, что успел собрать. Одобрением твоего отчета академик и даст тебе позволение продолжить оный маршрут. А коли не одобрит, то и продолжать ничего не понадобится, — настаивал Петр Иванович сына. — Вот от этого вороха ландкарт и записок твоих должно остаться емкое, дельное описание всего самого ценного повиданного и узнанного тобою за летние месяцы путешествия. Пленись задачей, как бы заново проделать его, но теперь токмо за писчим столом. А этот труд, поверь мне, не менее труден.

Восприняв строгий совет отца, Николай углубился в свои путевые бумаги и лишь к весне окончил первую часть сочинения, назвав его так: «Журнал, или Дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства в 1769 году».

Паллас с похвалою отнесся к этому первому труду Николая Рычкова и предстоящим летом попросил его продолжить маршрут исследования, в частности, осмотреть земли, лежащие вдоль реки Белой. Практически, это означало обойти, объехать, описать всю Башкирию.

Николай с нетерпением ждал, когда вешние воды войдут в берега. В конце апреля он уже был в пути, начав его из Уфы.

И опять перед ним открылись новые неспешные версты познания, новые встречи с невиданными ранее красотами лесистых башкирских нагорий, с зелеными, расцвеченными красными и желтыми тюльпанами лощинками, с лихими наездниками, добродушными пчеляками, с башкирскими пастухами, землепашцами, охотниками-звероловами… И опять из уст седых старцев слышал он удивительные сказания и предания, веря и не веря им…

На высоком берегу Белой он увидел огромные бугры, под которыми покоились ногайские ханы, некогда владычествовавшие в здешних местах. Записал рассказы очевидцев, ведавших про раскопки этих бугров. Кое-где находили они боевое оружие: колчаны со сгнившими стрелами, лук, в нагалище вложенный.

Подобные же погребения у вотяков и черемисов, обряды которых «покрыты тьмою идолослужения и видимым стремлением пустого и несообразного суеверия». В могилу рядом с умершим они клали топор, нож, чашку, ложку, котел, кочетык, новые лапти и тому подобные вещи, чтобы, вступив в небесное жилище, покойник ни в чем не нуждался.

Описывая многие встречавшиеся на пути древние полуразрушенные, разграбленные, заросшие травами курганы и кладбища, Николай Рычков редко находит предметы погребального обряда предков. Но всегда заметно его пристальное внимание к этим местам, где сотни, тысячи лет назад вершился ритуал таинственного отправления в загадочный мир небытия. С мельчайшими подробностями заносит он в дневник эти полусохранившиеся предметы былого, понимая, что только слово может сберечь их в памяти грядущего поколения. Да и не за то ли ратовал отец в «Истории Оренбургской», написав с жестким пророчеством, что и «мы в незримую пучину вечности зайдем и так удалимся, что и наше, то есть нынешнее, время за древнее будут признавать»?

Неподалеку от Соликамска, на восточном берегу реки Обвы, среди развалин Николай Рычков находит остатки фундамента зданий, сложенных из дикого камня. Местные жители, откликнувшись на его просьбу, принесли ему некоторые вещи, в разное время поблизости найденные. Это были посуда и украшения древних женщин, изготовленные из меди, бисера, цветных каменьев. «Принесшие ко мне сии находки уверяли меня, что нередко попадаются им во градских развалинах золотыя и серебряныя кольца, перстни, серьги и тому подобные женские уборы», — пишет в дневнике Рычков, свидетельствуя, что Соликамск вырос на месте какого-то большого города, обитатели которого жили в крупных, судя по оставшимся фундаментам, каменных зданиях. Что, кстати говоря, опять оспаривает выводы некоторых историков, утверждавших, что на башкирской земле извечно жили кочевники.

Молодого Рычкова постоянно влечет желание добраться до первоисточника, углубиться в историю того или иного народа, доподлинно определить его происхождение.

Засвидетельствовав со слов старожилов, что город Хлынов и вся обширная вятская провинция лежат по обе стороны реки Вятки, Рычков ищет подтверждение этому свидетельству. С какой целью немалая часть новгородцев покинула свои богатые земли и переселилась за Волгу?

В Хлынове среди старинных бумаг он нашел летопись, назвав ее вятской. В ней-то и было сказано о начале города Хлынова и причинах заселения чудских земель новгородскими славянами.

Страница летописи перенесла пытливого пугешественника-историка в «бездну древности», в пору, когда Русь раздирали княжеские междуусобицы, когда князья российские, «видя новгородскую республику, властвующую над многими народами и богатством изобилующую паче всех ей одноплеменных земель, старались умалить ея власть, и война казалась им удобным способом привесть правление новгородское в возмущение…». Суздальские, рязанские, владимирские и другие князья не раз безуспешно ходили войной против храбрых новгородцев, которые, умело отражая нападения внешнего агрессора, не умели, однако, создать благоденствие в своих новгородских владениях. Избранные на престол князья то и дело свергались народом, шел постоянный дележ не только власти, но и земли. «Храбрые новгородцы, не видя в округе себя народа, могущего противиться их оружию, доходили до пределов реки Волги и… избрали жилищем себе завоеванные места. В дни великого князя Ярослава, сына Владимирова, в лето от Рождества Христова 1175, отделившись от пределов новгородских, самовластные сего города и с ними часть их сограждан поплыли судами вниз по реке Волге, дабы сыскать там себе удобное для обитания место».