Николай Ашукин - Хрестоматия по истории русского театра XVIII и XIX веков

Чернышев И. Е. 116.

Чеснов 245.

Чехов А. П. 180, 181, 182, 183, 184, 204, 207, 209, 210, 211, 264, 275.

Чужбинов Т. А. 267, 275.

Шаповаленко Н. П. 211.

Шаховской А. А. кн. 12, 25, 29, 30 32 33,41, 45, 46,50, 77, 222, 224,225, 306.

Шевченко Т. Г. 229.

Шекспир В. 40, 41, 59, 70, 77, 95, 97, 99, 100, 110, 125, 127, 135, 158, 182, 203, 211, 215, 259, 264, 275, 286, 287, 293, 295, 298, 301, 302, 306, 326, 327.

Шемаев В. А. 211.

Шепелевы 235, 236, 237.

Шиллер Ф. 9, 66, 78, 134, 203, 215, 248, 259, 264, 299, 304, 314.

Ширяев (актер) 238, 239.

Шишкин (антр-р) 295, 296.

Штейн (антрепренер) 319.

Штейнсберг К. 64.

Шуберт А. И. 113, 281, 315, 317.

Шубин А. П. 256.

Шувалов И. М. 274, 324, 328.

Шумский С. В. 126–129, 131, 132, 189, 190.

Шушерин Я. Е. 9, 13, 15, 18, 19, 21, 25, 27, 34–56, 60, 63, 68.

Щеглов (Леонтьев) И. Л. 157.

Щенников А. Г. 39, 58.

Щепкин М. С. 73, 75, 81–94, 102, 107, 131, 229, 230, 255, 285, 302.

Щепкин М. А. 84.

Щепкина А. В. 89, 309.

Щепкина-Куперник Т. А. 208.

Щербина Н. Ф. 76.

Щербина (антрепр.) 76, 308, 309.

Щитов 309.

Энгельгардт 32.

Эфрос Н. Е. 150.

Юдина 2-я Е. П. 198.

Южин А. И. 132, 143, 148, 195, 212, 213, 214, 215, 312.

Юрьев С. А. 144.

Юрьев Ю. М. 211.

Юшков Н. Ф. 230.

Яблочкин А. А. 278.

Яблочкина А. А. 134, 194, 215.

Ядрихинский Г. 258.

Яковкин (дир. Каз. ун-та) 242.

Яковлев А. С. 9, 10, 11, 18, 20, 21, 25, 27, 28, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 45, 46, 47, 50, 51, 53–68, 69, 247.

Яковлев В. К. 256.

Яковлев К. Н. 310.

Яковлев В. 3. 256.

Ярославцев (антр-р) 262.

Воксал — загородный увеселительный сад, где, кроме гуляний, устраивались также театральные представления, фейерверки и т. п. Слово заимствовано от названия одного из пригородов Лондона, где был такой сад. Вокзал-сад, служивший местом для гуляний, а позднее (до самой Октябрьской революции) для концертов, находился в Павловске у конечного пункта первой русской железной дороги. Отсюда и распространено было на все железнодорожные станционные здания название «вокзалов», которое не присвоено им ни в одном из европейских языков. Вокзал-сад Медокса находился близ Рогожской заставы в Москве.

К удивлению моему, г-н Булгарин в прекрасном подарке своим любителям театра, в «Русской Талии», довольно мало и холодно сказал о Шушерине. Шушерин, без сомнения, должен стоять вторым после Дмитревского по своему искусству, тем более, что не имел способов образовать себя учением и примерами, как Дмитревской. — С. А.

Под техническим термином: хорошие средствадолжно разуметь голос, грудь и лицо. — С. А.

Говорю: понимания,а не перенимания,ибо последнею способностью она обладала в высокой степени. — Прим. авт.

Рассказ Шушерина, записанный С. Т. Аксаковым много лет спустя, ведется от лица Шушерина. Подстрочные примечания принадлежат Аксакову. — Прим. ред.

В трагедиях «Хорев», «Синав и Трувор» и «Семира». — С. А.

В 1788 году Дмитревской играл эту роль в Москве и в объявлении было сказано: «Лорд граф Кларандон, любовник Евгении и мнимый муж ее, г-н Дмитревской, придворного Санктпетербургского Российского Театра первый актер». — С. А.

Вероятно это было в 1793 году, потому что в комедии «Школа злословия», в первый раз игранной в этом году, роль дяди Клешнина играл Плавильщиков, что и напечатано в самой комедии. — С. А.

Он уже в это время оставил театр. — С. А.

Сахаров славился в ролях злодеев. В самом деле, в тоне его голоса, в выражении его глаз и всего лица было что-то злобное, хотя, по словам Шушерина, он был предобрый малый. — С. А

Удивительно, как Шушерин, не получив никакого образования, был во-многих понятиях выше не только современных актеров, кроме Дмитревского, но выше многих литераторов; я верил ему тогда на слово и только много лет спустя оценил верность взгляда Шушерина по достоинству. — С. А.

С трагедией «Леар» вышла смешная и неприятная история: Гнедич напечатал, не помню где именно, стихи к Семеновой при поднесении ей экземпляра «Леар», которые начинаются так:

В то же время Гнедич подарил экземпляр своего перевода и Шушерину с собственноручною надписью этих самых стихов, с переменою слова «Семенова» на слова «о Шушерин». Я увидел это и сказал Шушерину, который немножко обиделся и при мне сказал шутя Гнедичу: «Какой вы эконом в стихах, любезный Николай Иваныч! одни и те же стишки пригодились и мне, и Семеновой! Только ведь мы могли заспорить, чей Леар: ее или мой? Я желал бы знать, кому стихи написаны прежде? Вероятно мне, потому что я играл Леара и потому что я постарше». Гнедич ужасно смутился; уверял, что стихи написаны Шушерину, но что он их забыл и бессознательно повторил в стихах к Семеновой. После этого пустого случая он стал реже видаться с Шушериным. — С. А.

Озеров написал еще в 1798 году трагедию из русской истории «Ярополк и Олег», которая была играна, но успеха не имела. — С. А.

Дальше рассказ ведется от лица С. Т. Аксакова, излагающего, как ему удалось увидеть Шушерина на сцене. — Прим. ред.

Я спрашивал об этом Шушерина; он сказал мне, что эта перемена произошла от головного убора, в виде венца на голове, с длинными перьями, и что под подошвы ног были подложены картонные стельки. — С. А.

Урожденною Синявскою, занимавшею прежде первые роли в трагедиях. Впоследствии, во время появления на сцене Семеновой и Вальберховой, мы видели ее в ролях наперсниц, которые принимала она на себя единственно по убеждению кн. Шаховского, чтоб содействовать на сцене молодым актрисам. Она прекрасно читала стихи. — С. Ж.

Амплуа, из которого насильно вытащил его князь Шаховской и сделал из ничего не значущего актера одного из величайших классических комиков в свете. Так отзывались о нем и старые французские актеры: Ларош, Дюкроаси и Делиньи; но Рыкалов не очень уважал свой талант комика и почитал себя отличным драматическим актером. На другой день своего бенефиса на репетиции спрашивал он у некоторых актеров: как, по их мнению, он сыграл Эдипа? «Ну, точно, батюшка, — отвечала ему простодушная К. И. Ежова — как из мешка вылезал», разумея сцену в «Скапеновых обманах», где Рыкалов в роли старого скряги Геронта был превосходен и, прибитый Скапеном в мешке, в который его засадили, вылезал из него с необыкновенно комическим видом, заставлявшим весь театр хохотать до упаду. Комик Бобров был также некогда актером драматическим и в ролях Омара и после Мамаева был недурен. — С. Ж.