Игорь Соркин - Воздушный витязь

Усилием воли Евграф Николаевич отогнал эти воспоминания. Но тут же вспомнил о предстоящем наступлении. Союзники — Англия, Франция, Италия, США — настаивали на скорейшем возобновлении военных действий на Восточном фронте. Однако для мощного наступления русской армии не хватало орудий, пулеметов, снарядов, самолетов и моторов к ним. Все это сказывалось на подготовке русских войск к наступлению. Вот и откладывалось оно из месяца в месяц…

А в это время на аэродроме вокруг солдата Емельянова, вернувшегося со станции, где отгружал запасные части для самолетов, собралась кучка солдат. Рядовой Емельянов заговорщицки, приглушенным голосом говорит:

— Ну, братцы, что делается у нас на фронте — батюшки!

— Да не тяни, солдат, рассказывай, — восклицает один из самых нетерпеливых.

— Все обскажу по порядку. Встретил на станции своего земляка, ранетого, службу нес в тринадцатом Финдляндском стрелковом полку, Георгиев на груди пара. Так вот, там пехтура отказалась выполнять приказы командования и лезть в пекло — то есть наступать.

— Не может быть, врешь ты, Емеля, — перебивает рассказчика кто-то. — Чтобы супротив начальства? Да за это ж под военно-полевой суд и — конец.

— Не знаешь — замолкни, — возмущается рядовой недоверием к нему. — Не хочут воевать солдаты. А про братание слыхал? Кое-где батальонами, ротами переходят нейтралку, братаются — обнимаются с германцем, кричат: "Долой войну, давайте мириться, хватит, пролили, мол, кровушки народной". Да что там баить, землячок рассказывал, что отказались выдвинуться на передовую, считай, все части седьмого Сибирского корпуса.

— Врешь!

— Вот те хрест истинный.

— Дак что ж, стало быть, оголить фронт, а кайзеровские войска попрут на нашу землю?

— Ну стойкую, надежную оборону будут держать Как говаривают в пехоте: "Штык против немцев, приклад против внутреннего врага". Временное правительство клянут на чем свет стоит.

— Стало быть, братцы, мы тоже будем бастовать, не подчиняться приказу командира? — говорит кто-то вкрадчиво, с явным желанием посеять смуту.

— Ты командира не трожь, — отвечают ему. — Наш капитан знает, что делает. Он всюду будет с нами, несмотря что в офицерских погонах.

К группе солдат подходит унтер-офицер, летчик Иван Спатарель, чернявый, с зоркими, внимательными глазами. Он вслушивается в разговор и громко произносит:

— Вы меня знаете, я большевик. Наша партия говорит: мы не призываем к сепаратному миру с Германией, это клевещут на нас меньшевики да эсеры. Россия сможет добиться справедливого мира, если вся государственная власть перейдет в руки революционных Советов рабочих и солдатских депутатов. Это Ленин сказал, а Ленину надо верить. Недалек, братцы, тот день.

Солдаты замолкают, один в раздумье говорит!

— Ленин… Оно, конечно. Ему верим.

"Ньюпор" Крутеня ходит змейкой над "вуазеном". Евграф Николаевич видит, как наблюдатель пускает в ход фотоаппарат, зорко озирает землю слева и справа, высовываясь из кабины.

"Как долго длится это противостояние армий, — размышляет Крутень. — И как все устали, как всем хочется мира, покоя. Однако руки нельзя опускать. Кайзеровские войска, кажется, могут воевать десятки лет — так воспитаны, так настроены. Надо сдерживать их натиск, давать отпор. Нули врага, слава Богу, минуют до сих пор. Но кто знает, может быть, сегодня придет роковой час…" Что это, предчувствие? К черту его, он не верит в предчувствия, предсказания, приметы. И все же — вдруг… Ну что ж, значит, так тому и быть, война есть война.

В поле зрения Евграфа Николаевича попадает летящий ниже самолет, он плохо заметен на фоне земли. Это "фоккер". Немец быстро набирает высоту, направляясь к разведчику. Намерения его ясны — сбить "вуазен".

Крутень пикирует наперерез противнику. Пулеметная очередь отрезвляет пилота "фоккера", и он резко меняет курс. Капитан, не упуская из виду свой самолет-разведчик, набирает высоту и, сделав крутой вираж, атакует вражеский истребитель.

Завязывается бой. Кто кого? Враг знает, что уйти так просто ему не удастся. Подставить хвост этому "ньюпору" с нарисованным на нем русским витязем — значит быть сбитым. Имя некоего капитана Крутеня наводит страх на немецких летчиков. Встретиться с ним в бою никто не желает.

Самолеты маневрируют, стараясь выбрать момент для решительной атаки. Но действия русского истребителя более энергичные, тактически верные, и он, зайдя в хвост "фоккеру", сражает его меткой пулеметной очередью. Аэроплан с тевтонскими крестами на крыльях рушится вниз…

Для охраны "вуазена" прилетает другой истребитель из 7-го авиаотряда. Капитан Крутень возвращается на аэродром в Плотычах.

К "ньюпору" подбегает командир авиаотряда подпоручик Свешников.

— Разрешите узнать, Евграф Николаевич, как прошел полет? — спрашивает он, видя, что капитан чем-то разгорячен.

Крутень не спеша вылезает из кабины "ньюпора", снимает шлем, отвечает:

— Сбил!

— Поздравляю с новой победой!

— Спасибо. Где летчики вашего отряда?

— Все выполняют задания. Один я недавно вернулся из полета — что-то случилось с мотором.

В это время к стоянке самолетов подбегает адъютант авиагруппы поручик Федоров.

— Только что сообщили: со стороны Зборова в наш тыл летит вражеский разведчик.

— Так, — произносит Крутень, положив руку на крыло аппарата. — Сейчас же вылетаю, надо перехватить немца. — И одним рывком забирается в самолет.

— Поворачивай винт, — приказывает он механику Матвееву.

— Не дело, Евграф Николаевич! — пытается остановить его Свешников, — надобно дозаправить самолет. Отдохнуть надо.

— Некогда, — отрицательно качает головой Крутень. — Каждая минута дорога. В баке есть еще горючее, и патроны еще остались.

И "ньюпор" уходит во второй полет.

На аэродроме в Плотычах — тревожное ожидание. У всех одна и та же мысль: как там командир, что с ним, сумеет ли дотянуть до летного поля? Все уже знают, что капитан Крутень вылетел второй раз на перехват противника на своем "ньюпоре", не успев пополнить бак бензином, а пулемет патронами. Не оставалось для этого времени, надо было не упустить разведчика, вторгшегося в наш тыл. Обстоятельства сложились так, что только он мог в это утро преградить путь врагу. Только он.

— Рискует наш командир, ох как рискует!

— Да, все-таки нужно было дозаправить бак бензином.

— А немец в это время сделал бы свое дело и улепетнул.

— Возможно… но жизнь капитана дороже, чем сбитый германец.

— Больше всего я боюсь, что там не один "фоккер", а два или три. В каком положении окажется командир?