Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

20 марта/1 апреля 1899. Суббота

третьей недели Великого Поста.

Из Кёото получены письма от полковника Окамото и от о. Семена Мии. Первый пишет, что шлет мне за христианские книги, полученные от меня, в «орей»: «Дайнихонси, сто книг, и Зоку—Дайнихонси — тоже сто книг, и странную статую Яматотакеру–но–микото».

О. Семен пишет, что Окамото из книг ознакомился с православной верой, но «считает нужным дополнить свое теоретическое знание практическим изучением самой жизни Церкви, отправившись в Россию», и «просит содействия, чтобы он мог выполнить свою миссию»… «Официальная цель его командировки в Россию, а потом в другие державы в Европе — исследование религий; вторая, побочная цель его миссии — подружить Японию с Россиею». — «Его государственный принцип — ,,Нициро–доомей“»… «Как он выполнит свою миссию от правительства, это будет иметь громадное влияние на будущность нашей страны и на распространение православия в Японии»… «В письмах я не могу изложить все в подробности. Благословите меня явиться к Вам на объяснение, разрешив четыре дня отлучки. Прошу ответить на это телеграммою».

Дана телеграмма: «Пожалуйте сюда» (оиденасаре).

Но серьезно ли все это? Ведь этот господин Окамото — убийца корейской Королевы и виновник страшного скандала во вред Японии. Ужели ему Правительство доверило такую миссию? И ужели он способен выполнить ее? Но нужно не забывать разбойника на кресте, — кстати же это пишется вслед за воздвижением креста в Церкви пред завтрашним Крестопоклонным воскресеньем.

О. Петр Ямагаке из Хакодате спрашивает: у язычника жена христианка умерла, и он хочет жениться на родной ее племяннице, христианке, — можно ли? Отвечено: по церковному правилу нельзя.

О. Борис Ямамура пишет: в Яманоме христианин после смерти своей жены христианки самопроизвольно по–язычески женился на ее младшей сестре, за что отлучен от таинств. Но стыдно ему и пред детьми, и усердные они оба к Церкви — и муж, и жена, — нельзя ли допустить их к таинствам? — Спрошено: когда женился? Есть ли дети от второй? Сколько лет в отлучении?

Пишет еще о. Борис: в Ициносеки муж прогнал жену и женился по-язычески на язычнице. Родители его одобряли его развод. Ныне родители и он просят таинств. Как быть? — Отвечено: если родители каются, их разрешить и допустить к причастию можно; его нельзя, если развод не по вине ее прелюбодеяния.

21 марта/2 апреля 1899. Воскресенье

четвертой недели Великого Поста,

Крестопоклонное.

Утром крещены пять человек. — После Литургии крест целовали на столике пред амвоном. — Выходя из Церкви, когда еще не было целования креста, встретил матросов между молящимися. Оказалось, что «Россия», крейсер, уже два дня в Йокохаме на рейде.

Часа в три был адмирал Дубасов с визитом, герой русского флота, взорвавший турецкое военное судно в войне с турками. Убежден он, что у России война с Японией непременно будет.

— Но из–за чего же? — спрашиваю я.

— Из–за Кореи. Нам Корея нужна; мы ее должны взять и присоединить к нашим владениям. А Япония имеет слишком много интересов в Корее, чтобы нам не объявить войну из–за этого.

— Но для чего же нам Корея?

— Чтобы иметь выход в Тихий океан.

— Мы же заняли для того Порт—Артур.

— Он слишком удален от прямого пути в Тихий океан.

— Но как можно так легко лишить самостоятельного существования государство, веками существующее и имеющее четырнадцать миллионов населения?

— Корея в политическом отношении ничего не значит; это — замерзшее племя. Не мы, — Япония будет владеть ею. Но мы Японии не можем это дозволить. На континент ее нельзя пускать. Ее назначение — идти на юг. Только этого она сама не разумеет. Честолюбие манит ее к войне с Россией; в 1902 году будет окончено ее вооружение, и она непременно объявит нам войну. Она даже и не скрывает этого намерения. Но это будет к ее беде. Поднимутся здесь внутренние бунты, потому что народ ненавидит Правительство, не сочувствует всем мерам его и ждет только случая, чтобы общим восстанием заявить это.

— Кто Вам это сказал? Это совершенная неправда. Пример лучше пояснит дело. У нас в Хакодате была благотворительная школа для мальчиков и девочек, и пятнадцать, даже десять, лет тому назад в ней обучались сотни; ныне мы закрыли школу по неимению учащихся, оттого, что в Хакодате развилось школьное дело до чрезвычайности: и правительственных, и частных школ множество (с которыми Миссия, конечно, не могла соперничать в числе учителей; притом же она там на горе, по дальности — неудобное место для малышей, особенно зимой), — и все эти школы полны учащимися, — кто же посылает в них детей, как не народ? И так сплошь по всей Японии, — кто учится, как не народ? Где же тут разделение Правительства от народа? А парламент — разве не народ? Посмотрите же, как он ныне мирно вел свои заседания, заодно с Правительством действуя во всех вопросах. Правительство нашлось вынужденным возвысить налог на земледельческий класс, — разве парламент и страна восстали против этого? Было несколько частных заявлений неудовольствия, но это и все; никаких следов никакого противления Правительству нет нигде.

— Но этот народ совершенно погрязший в материальности; никаких идеалов, ничего возвышенного у него нет.

— Это, по нынешнему времени, правда; но сами же японцы и сознают это, и начинают вопиять против этой низменности нынешнего течения… — И так далее. Подивился я суждениям героя.

Когда адмирал Дубасов сидел у меня, доставлен был с железной дороги ящик с подарком полковника Окамото: сто книг «Дайнихонси», сто книг продолжения ее и бронзовая статуэтка Ямато–такеруно–микото.

Днем, в свободное время, и вечер я занят был почтой, — приготовил совсем к отсылке построечный отчет и прочее.

22 марта/3 апреля 1899. Понедельник

четвертой недели Великого Поста.

Не учимся в школах по случаю гражданского праздника «Дзимму–коотей».

Лишь только приготовил к отсылке на почту всю русскую корреспонденцию, в одиннадцатом часу, как прибыл из Кёото о. Симеон Мии. По объяснению его оказалось, что полковник Окамото Риуноске действительно от Министерства внутренних дел имеет официальное назначение исследовать европейские и американские вероучения в видах принятия японским правительством более определенного отношения к ним по случаю наступающего времени разрешения иностранцам селиться где угодно в Японии (заккё). Назначение это дано было ему от Министра внутренних дел графа Итагаки еще в запрошлом году, о чем и напечатано в конце его, Окамото, книги (одной из книг его сочинения, присланных им прежде мне). До сих пор он, живя в уединении в одном храме, один ри от Кёото, изучает японский буддизм, находя нужным прежде, чем пуститься в исследования чужого, познакомиться с своим. Перечитал он и православные книги, посланные от меня ему. Находит будто бы, по словам о. Семена, что православие — лучшая из иностранных вер. Но веры в нее еще нет у него, как вообще ничему он не верит сердцем, будучи силен лишь рассудочной стороной души. Не раз он виделся с о. Мии, слушал его объяснение разных религиозных вопросов. Ныне просит от о. Мии отправиться с ним в Россию, чтобы сделать для него возможным изучение православия на месте его исповедания. Для сопровождения его по протестантским и католическим странам уже есть у него спутники, конечно, преданные тому и другому исповеданиям. Должен он иметь спутника и переводчика и для России, ибо не говорит он ни на каком иностранном языке (понимает только несколько по–немецки)… Дорожные он обеспечивает о. Симеону, ибо надеется выхлопотать их у нынешнего премьера, графа Ямагата. Хочет он еще до поездки в европейскую Россию посетить Сибирь в видах его частной цели — ознакомления с русскими и становления искренних дружеских отношений к ним. Для этого тоже просит о. Мии сопутствовать ему.