Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

Савва Эндо пишет, что в Гокан дом Григория Кувабара подожгли, очевидно, кто–то из фанатиков–язычников. Бедный, весь погорел, но иконы спас. Просит Савва пропечатать об этом в «Сейкёо—Симпо» — быть может, найдутся жертвователи в пользу погорельца. Я от себя послал пять ен.

Вечером получена была телеграмма от о. Мии: «7 числа едем» — значит, 7 следующего — мая — он и господин Окамото снимаются в дальний путь, и мне нужно приготовить рекомендательные письма для них в Сибирь и Россию. Я тотчас же запросил его письмом: 1) отправляются ли прямо из Кёото в Владивосток, или будут предварительно здесь, в Токио? 2) Намечено ли, в каких городах будут останавливаться по Сибири и России до Петербурга? 3) Какой собственно чин Окамото? По его книге, он «сёоса» [?], а по словам Мии — полковник; кто же? 4) какое духовное платье есть у Мии? Я справлю недостающее. Написал также, чтобы поручил свой приход о. Сергию Судзуки и о том известил всех своих христиан.

8/20 апреля 1899. Четверг

шестой недели Великого Поста.

Софья Китагава вместе с катихизатором Василием Ямада приходила. Ямада, катихизатор в Карасуяма, издающий газету в пользу Сиротского приюта и тем значительно помогающий ему, распространяя о нем сведения и вызывая пожертвования, нарочно прибыл в Токио по делу приюта. Ныне он, по совету с Софьей, составил новые правила для приюта, которые показаны будут властям Токио и, если утвердятся ими, дадут приюту законное существование, причем он может обращаться ко всей Японии, и христианской, и языческой; приют будет не учреждением Православной Церкви, а вообще благотворительным заведением; Японская православная Церковь едва ли еще может содержать такое заведение, а вся Япония может, если разумно повести дело. Правила хорошие, только слишком широко отворяют дверь в приют; не только сирот, но и бедных обещают принимать.

— Объявите эти правила — вдруг нахлынут; где же средства?

— Принимать, или нет — от нас зависит.

— Значит, обман?

— Зачем же? Будут средства, будет и прием.

Пусть! Мешать нечего, да и не могу — не церковное дело. Я не обещал ровно ничего, кроме помощи в содержании тех, которые найдены будут годными к поступлению в Семинарию (что можно определить не раньше лет двенадцати). Конечно, если б ясно и определенно иметь этот приют рассадником для первоначального воспитания будущих служителей Церкви, то нашла бы и Миссия средства для содержания его. Но разве можно положиться на такое лицо, как Софья? А более надежное лицо — где?.. Без того же Миссия может терпеть только непроизводительный убыток. Вон сколько лет содержалось училище в Хакодате; цель его была — приготовлять материал для Семинарии; об этом я многократно, преясно и обильно толковал как хакодатским священникам, так и учителям, которыми большею частию были катихизаторы — уже на что бы, кажется, лучше людей, долженствующих понимать интересы Церкви! И ни единого–единственного воспитанника для Семинарии и служителя Церкви не дала Хакодатская школа! Ныне она закрыта и никаким добром не будет помянута в Церкви. — Боюсь, чтобы того же не случилось с Сиротским приютом, если его взять на попечение и расходы Миссии, не имея надежных людей для ведения дела.

Был с визитом полковник Глеб Михайлович Ванновский, вновь приехавший наш военный агент (племянник бывшего военного министра); привез письмо от M-m Шпейер и десять ен — золотом — ее крестнице Кате Накаи. Показал ему Собор, где он благочестиво приложился к иконам Спасителя и Божией Матери, Женскую школу и Семинарию, где в это время производился класс гимнастики.

9/21 апреля 1899. Пятница

шестой недели Великого Поста.

Дообеденным переводом мы с Павлом Накаи закончили наши предпасхальные занятия. Остановились на паремии из Пророка Исайи в третию неделю Великого Поста, в среду. Школы были окончены занятиями после полудня сегодня.

Вечером была всенощная, на которой — все учащиеся; пели причетники и преплохо — слишком спешно. Служили в правом приделе.

Утром я написал на имя Коочёо Ивана Акимовича Сенума внушение наставникам Семинарии во время говения ходить в Церковь, хотя мало надежды на то; с этим беспринципным людом, думающим только о брюхе и постели, что поделаешь?

10/22 апреля 1899. Лазарева Суббота.

С шести часов Литургия в правом приделе, отслуженная о. Романом и пропетая причетниками; все учащиеся были; приобщались большею частью служители училищные. После — панихида по Анне Кванно и другим сегодня; все ученицы молились; служили те же.

Матфей Юкава, из Накацу, пишет, что у него о. Павел Кавано крестил двоих, из которых один был доселе заклятым буддистом, а теперь такой же ревностный христианин; благодать Божия, видимо, переродила человека; письмо отдано для напечатания.

Игнатий Камеи, из Хиросима, извещает, что больной параличом катихизатор Лука Кадзима совсем близок был к смерти, но по совершении над ним таинства елеосвящения значительно поправился.

Из тюрьмы в Хоккайдо Иосиф Игуци и приятель его язычник Хирота благодарят за посланные им христианские книжки; письмо Хирота очень трогательно; если б был с такой душой до тюрьмы, то, конечно, не попал бы в тюрьму.

Днем были три епископальных миссионера, из которых один — из Индии — хвалился успехами там между браминистами [1] Устар. брахманист. и магометанами; тоокейский же один хвалился, что японцы, делающиеся христианами в Лондоне, охладевают, возвратясь в Японию. Еще бы!

За всенощной было много христиан. В первый раз сегодня читано Евангелие по большому напрестольному японскому. Написанное чисто евангельскими (крупными) буквами стариком Алексеем Оогоем, отличным каллиграфом, переплетенное в золоченые доски, взятые с старого русского напрестольного большого Евангелия, и в отличнейшем бархате темно–малинового цвета с золотым обрезом, с закладной лентой голубого цвета, шириной чуть не в страницу, с оттиском крейсера «Россия» на концах (откуда и пожертвование). Евангелие было бы прилично какому угодно Собору и в России. Днем я освятил его; читал возможно громко и раздельно так, что, конечно, все слышали и все поняли; поняли потому, что проще перевода, кажется, уж и быть не может, и, между прочим, он совсем не вульгарен, не дерет уши разными «кери» да «керува». Собственно и напечатать бы уже можно было наш перевод, без сомнения, лучший из всех существующих доселе (странно было бы, если бы иначе, — мы пользуемся всеми ими), но все же может со временем сделаться и несколько лучше, исправней.

«Слава Тебе, показавшему нам свет», — сказал на облачальном месте, еще не окончив помазывать святым елеем; кончил во время последней ектении. Христиане из города все были со своими вербами и свечами — видимо, обычай уже установился и, кроме того, почти у всех свечи были с вырезанными кругообразно бумажками в предупреждение капанья на платье или вниз на ковер.