Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

— Какие Ваши мысли касательно нынешнего положения в Китае?

— Военная и политическая область в стороне от меня; я о ней мало думаю и определенных мыслей не имею. Впрочем, вижу, что начинает уясняться то, чего я всегда ожидал, и в несомненности чего убеждены дальновидные из японцев, например, граф Соесима. Именно, что Япония и Россия должны войти в самый тесный союз, чтобы сдерживать Китай и обезопасить себя от него. Только эти две державы глубоко заинтересованы в этом. Другим державам Китай что может сделать? Выгнав англичан, немцев и американцев, он только лишит их торговых выгод; у французов, кроме того, может отнять их колонии на юг от Китая; но самостоятельности ни одной из сих держав не угрожает Китай — слишком далеко до них. Россия и Япония пограничные соседи Китая; усилясь, он может одною рукою раздавить Японию, другую наложить на Сибирь. В отдельности ни Россия, ни тем более Япония Китаю не страшны; вместе же они могут обуздать его; отсюда и выходит естественная необходимость для России и Японии быть в союзе и дружбе против общего врага, угрожающего их существованию.

— Но как этого достигнуть?

— Текущая пресса может много помочь в этом. Начните с себя, не допускайте в «Дзидзи симпоо» враждебных России статей, которыми так богата японская пресса со слов злостно ненавидящей Россию Англии. Враждебность России японских газет, в свою очередь, раздражает русских, и таким образом две соседние страны, имеющие все причины к союзу и дружбе, только и делают, что перебраниваются между собою. Одну причину, по–видимому, японцы имеют к недружелюбности относительно России — занятие русскими Ляодунского полуострова. Но если бы Вас в этой комнате затворить на все три двери, не стали бы Вы стучать, а при невнимании к Вам, пожалуй, и ломать замок, чтобы выйти на свет Божий? То же и с Россиею: так много суши у нее и ни одного свободного выхода в открытое море!.. Вот причина занятия Порт—Артура, и так далее.

— И для проповеди Вам было бы выгодно, чтобы Россия и Япония вошли в тесную дружбу между собою.

— Мое дело подчиняется совершенно другим законам, чем мирские. Мой вождь и начальник вот (указывая на икону Спасителя). Он велел: идите возвещать благую весть об Отце Небесном людям еще не верующим, что они дети Божии, — и мы идем, и Он дает нам успехи, не сообразуясь с мирскими соображениями. По всем признакам и вероятностям нельзя сомневаться, что японский народ скоро сделается христианским. Только дай Бог, чтобы он прямо принял Истинное Христово учение, а не испорченное человеческими измышлениями. Кажется, именно к этому идет. — И я показал статистику всех христиан Loomis’a, из которой так ясно видны преимущественные успехи православия. — И вот этого–то должны желать и все японцы–патриоты для блага своего отечества: тогда–де будет закреплена истинно неразрывная дружеская связь Японии с Россиею, когда связь эта будет заключена в самой глубокой области душевной — области религиозной. Сколько пролили крови русские за единоверцев! С не меньшим самоотвержением они прольют ее и за других единоверцев, если то понадобится…

Просил Оониси (сей репортер) русских газет с статьями, которые бы хорошо переводить в «Дзидзи». Я адресовал его за сим в Посольство, к секретарю Поклевскому, дав для входа свою карточку.

18/31 июля 1900. Вторник.

Телеграмма, что третьего дня (29 числа) итальянский Король Гумберт убит! Боже, что же это? Ужели нет узды на анархистов, потому что, конечно, это их дело?!

Горизонт везде обложен тучами. В Европе вот анархисты, нигилисты и социалисты. В Китае с 13–го июня посланники и около тысячи человек всех иностранцев сидят наподобие мыши, пойманной в мышеловку. В Тяньдзине собираются союзные войска идти на выручку их и, вероятно, на днях двинутся, но не будет ли то вместо освобождения смертным приговором для пекинских пленников? Затем Китай вызовет на бой с собою все государства, с которыми имел трактаты, — дальше что? Промысл Божий готовит что–то новое, пока неудоборешимое.

19 июля/1 августа 1900. Среда.

Утром, за ранней обедней, увидел, что новопоставленный диакон Иоанн Оно достаточно научился служить, и потому сказал ему отправиться на место его — в Сиракава.

Вышедши из Церкви, нашел на столе письмо от Распопова: извещает, как об ужасном событии, о том, что в Страстную неделю нарисована была плащаница одною девицею (воспитанницею Католического пансиона в Нагасаки, дочерью русского генерала, гостившего, кажется, у консула Костылева во время Страстной), и что оная плащаница была целуема и носима к соблазну простых русских христиан — матросов и подобных; считает это уголовным преступлением и возводит оное на Костылева (тогда как это дело глупости и неопытности о. игумена Вениамина). В ответе я указал ему притчу о фарисее (Лук. 18, 10–14): винит он только ближних, и тем только зло себе чинит, как гордый фарисей чинил себе…

Из Хакодате — прошение христиан, разумеется, некоторых только, оставить там катихизатора Исайю Мураки, переведенного Собором в Ооцуцу и Камаиси. Прошение обращено назад чрез о. Петра Ямагаки, а Мураки написано, чтобы немедля отправлялся на назначенное ему место. В Хакодатской Церкви до сих пор дрязги и немир. А о. Петр слишком вял и слаб, чтобы управить христиан… Плохо придется моему преемнику, если не будет то человек крепкой силы и помощи Божией. — Хакодатская Церковь — самая старая; где, по–видимому, искать разума и жизни христианской, как не в ней? Но где больше дрязг и всякого нестроения, чем в ней. О других Церквах что и говорить! Везде одна паршивая овца может вдруг испортить все стадо…

Пять христиан из Котода пришли просить, чтобы катихизатор Иоанн Катаока из Токио был отпускаем к ним в те времена, когда земледелам свободно. Это обещано. В простых сердцах обитателей деревень в Симооса благодать Божия, видимо, вьет себе гнездо. И в Катихизаторскую школу и Семинарию оттуда всегда есть; и катихизаторов туда всегда просят, и число верующих растет. Помогай, Боже!

20 июля/2 августа 1900. Четверг.

Катихизатор Моисей Мори, в прошлом году овдовевший и имеющий шестилетнего сына, просил невесту из Женской школы; но ему сорок лет, а учительницы, имеющие выйти замуж, все ниже двадцатилетнего возраста; несообразно. Потому вчера секретарь Нумабе спросил у него, не посватать ли ему вдову? С радостью согласился он и на это. Сегодня утром позвали мы с Нумабе вдову катихизатора Варнавы Имамура, Любовь, у которой трое детей, из коих старшая девятилетняя дочь могла бы уже поступить в Женскую школу, и которой тридцать два года, и спросили: имеет ли она расположение навсегда посвятить себя воспитанию детей и потом служению Богу, или же чувствует наклонность вновь выйти замуж? Она объявила первое и, видимо, чистосердечно, поэтому укрепи ее, Бог! Не стали мы больше и говорить о сем предмете. Видно, что вдова разумная и благочестивая, трудится, добывая на содержание себя и детей в дополнение того, что получает от Церкви. Когда дети возрастут до поступления в школы, она и сама тогда может поступить в Женскую школу, в которой когда–то воспиталась, в качестве воспитательницы. — Для Моисея же посватает Нумабе одну из катихизаторских вдов, живущих ныне в Сендае; если и из них ни одна не согласится, тогда он свободен будет найти себе подругу где хочет. Но так или иначе, ему хорошо жениться вновь: ребенок его, положительно, ни на шаг не отлучается от него, что для катихизатора совсем неудобно.