Иван Сытин - Жизни для книги

Третий раз сошелся я с Иваном Дмитриевичем для издания посмертного полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, редактировать которое поручено было мне В. Г. Чертковым.

Четыре издания полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, выпущенные Товариществом И. Д. Сытина одновременно, сделали свое дело. Россия узнала Толстого, так как по всему ее необъятному пространству были разбросаны миллионы томов этих изданий. Можно смело сказать, что одна из больших заслуг. И. Д. Сытина перед русским народом и обществом — это ознакомление русского многомиллионного читателя с творениями своего гения. И я чувствую глубокую благодарность за это к И. Д. Сытину и горжусь тем, что мне пришлось быть его сотрудником в этом деле.

Печатается по книге «Полвека для книги», изд. И. Д. Сытина, М., 1916, стр. ИЗ—116.

Это было давно. В Москве существовал Комитет грамотности, основанный просвещенными помещиками при Московском обществе сельского хозяйства и закрытый правительством в годы реакции. Председателем был И. Н. Шатилов; состав активных деятелей был самый разнообразный. Я помню в заседаниях Л. Н. Толстого и московского цензора Рахманинова, многих прогрессивных педагогов и помещиков, еще не забывших крепостного права. Дебатировались различные вопросы и даже делались опыты на фабрике С. В. Ганешина для испытания того, как лучше обучать грамоте: по звуковому методу или по буквослагательному. Были члены, высказывавшие опасение, как бы распространение грамотности не развило подделки паспортов, приводились факты в подтверждение этой возможности. В то же время Комитет заботился о распространении хороших книг среди населения. Несколько знаменитых писателей, назову Л. Н. Толстого и И. С. Тургенева, предоставили Комитету выбрать, что он найдет нужным из их произведений, и распоряжаться по усмотрению Комитета грамотности. В первую очередь представились затруднения с цензурой. На обложке «Севастопольских рассказов» Л. Н. Толстого проектировалась виньетка — часть кремлевской стены с башней. Это было недопустимо: ведь на эту башню, по сообщению цензора и члена Комитета, был перенесен вечевой колокол из Новгорода! [99]Рассказ «Муму» тоже вызвал сомнение, часть его нужно было выкинуть, для чего просили разрешения И. С. Тургенева. Но вот поставлен вопрос о способах распространения изданий в народе и о количестве необходимых экземпляров. Одни думали печатать 3600 экземпляров, другие доходили до 7200; сколько помнится, остановились на 6000 экземпляров, как пределе возможного распространения книги для народа. При обсуждении этого вопроса познакомился я с И. Д. Сытиным. Пришел в заседание молодой человек, очень стесняющийся в малознакомой компании, и стал говорить, что поле распространения народных книг в России безгранично. Издатели и книгопродавцы страдают от того, что им приходится распространять плохую книгу, а не книгу хорошего автора. Но способы распространения, которых придерживаются авторы и просветительные общества, не обеспечивают широкого распространения книги. Нельзя ждать, чтобы малограмотный народ поехал в город, чтобы купить книгу, ему нужно принести ее так же, как приносят всякий товар. Книга, как хорошая, так и плохая, есть товар, и не следует думать, что к книге народ применит другую мерку, чем к любому товару, что плохую книгу предпочтет хорошей. Кроме внутреннего достоинства книга должна быть дешева, чтобы быть доступной покупателю, и должна быть там, где народ покупает себе другой товар. Книга должна быть на любом рынке, на ярмарке, в лавке не только специально книжной, но и в лавке всякого другого товара и в узле всякого разносчика. Пока это не будет сделано, будут вестись дебаты о 3 тысячах или 6 тысячах экземпляров, а на самом деле Россия требует, чтобы печатались сотни тысяч экземпляров; но, напечатав, не нужно ждать, пока крестьянин придет за книгою, а преподнести ему на удобных условиях. И. Д. Сытин убежден, что в народе нет предубеждения относительно серьезных и хороших книг, напротив, он уже сам разбирается в них. Рекомендация односельчан для распространения книги — самое действительное средство. И скоро придет время, говорилось более 40 лет тому назад, что вся литература сделается доступною народу.

Я вспомнил эту старину, этот зародыш единения книгоиздателя и автора. Связь эта уже расширилась и укрепилась. Пожелаем, чтобы мысли И. Д. Сытина, высказанные им в его юности, были заветом для его многочисленных сотрудников в широко развивавшемся издательском предприятии.

Печатается по книге «Полвека для книги», изд. И. Д. Сытина, М., 1916, стр. 129–131.

Я знал И. Д. Сытина с 1877 года, когда он был еще заведующим книжной торговлей П. Н. Шарапова. В 1876 году в сентябре Сытин открыл в Москве литографию на имя П. Н. Шарапова на Воронухиной горе, близ Дорогомиловского моста, в доме Кравцова, куда я поступил в январе 1877 года в качестве рисовальщика по камню. Вначале производство было небольшое, литография имела помещение в три комнаты с одной литографской машиной. Небольшая квартира Сытина помещалась рядом с литографией, так что мы, мастера, имея тут же стол и квартиру, постоянно встречались с семьей Ивана Дмитриевича и чувствовали себя как бы членами ее благодаря доброму и заботливому отношению к нам супруги Ивана Дмитриевича Евдокии Ивановны. После занятий, по вечерам, иногда Сытин приглашал нас, мастеров, к себе, и за чайком обсуждались наши текущие и будущие дела.

Вставал Сытин рано, разрезал картины, завязывал их в пачки и увозил в город в лавку. Каждую свободную минуту он посещал литографию, обходил мастеров, смотрел, что сделано, указывал, что и как нужно делать. По вечерам, в общей беседе Иван Дмитриевич нередко посвящал нас в торговые дела, сообщал нам, что картины наши идут хорошо, покупателям нравятся, сокрушался, что мало разнообразия, но с одной машиной трудно было что-либо сделать большее.

Но вот объявлена турецкая война [100]. Нужны стали военные картины и книги. С удвоенной энергией принялся Сытин за дело, приглашал художников для составления оригиналов. Усиленный спрос на картины заставил заказать новую литографскую машину.

Приходилось мне видеть Ивана Дмитриевича в лавке среди его покупателей. Покупатели были по большей части офени, не знающие, чем им торговать и что им нужно, многие из них были неграмотные и о достоинстве книги судили но обложке.

Отношения их к Сытину основывались на доверии, и частенько приходилось слышать, как офеня, обращаясь к Ивану Дмитриевичу, говорил: «Мне нужно товара на сто или на двести рублей, ты уж подбери мне книги и картины, пожалуйста, получше, ты ведь лучше знаешь, что мне надо». Он подбирал умело и многим даже отпускал в кредит, и офеня, уезжая в дальние города, разносил славу о Сытине по всей России. Для каждого покупателя находилось у Ивана Дмитриевича время поговорить о торговле, о том, какой товар где лучше идет. А то, бывало, идет с ними в трактир чай пить и угощает их, как хороших и добрых друзей. Офени так любили Сытина, что по приезде в Москву первым долгом спешили выразить благодарность ему лично от себя и от читателей провинциальной России, уплатить долг и сделать новый заказ.