Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Михаилу Юрьевичу.

Он сказал, что согласен, повторил только опять, что

целить не будет, на воздух выстрелит, как и с Барантом;

и тут же попросил Глебова секундантом у него быть.

Как только переговорили, приезжает la belle noire

с матерью. Уж не знаю, сговорились они так с Михаи­

лом Юрьевичем или случайно она туда приехала; но

он был с ней очень любезен в этот вечер, шутил и сме­

ялся с ней. А у нее, по тогдашней моде, на лбу была

фероньерка надета на узеньком золотом ободке.

Михаил Юрьевич снял с ее головы эту фероньерку

и все время, пока болтал с ней, навертывал на пальцы

гибкий ободок; потом спрятал в правый карман

и сказал ей:

— Оставьте эту вещицу у меня, вам после отдадут 19.

После он вместе с ними в Железноводск вернулся,

а наши посланные в Пятигорск возвратились.

На другой день, 15 июля 1841 года, после обеда,

видим, что Мартынов с Васильчиковым выехали из

ворот на дрожках. Глебов же еще раньше верхом по­

ехал Михаила Юрьевича встретить. А мы дома пир

готовим, шампанского накупили, чтобы примирение

друзей отпраздновать. Так и решили, что Мартынов

уж никак не попадет. Ему первому стрелять, как

обиженной стороне, а Михаил Юрьевич и совсем целить

не станет. Значит, и кончится ничем.

Когда они все сошлись на заранее выбранном месте

и противников поставили, как было условлено: Михаила

Юрьевича выше Мартынова и спиной к М а ш у к у , —

Глебов отмерил 30 шагов и бросил шапку на то место,

где остановился, а князь В а с и л ь ч и к о в , — он такой тон­

кий, длинноногий б ы л , — подошел да и оттолкнул ее

ногой, так что шапка на много шагов еще откатилась.

— Тут вам и стоять, где она л е ж и т , — сказал он

Мартынову.

Мартынов и стал, как было условлено, без возра­

жений. Больше 30-ти шагов — не шутка! Тут хотя бы

и из ружья стрелять. Пистолеты-то были Кухенрейтера,

да и из них на таком расстоянии не попасть. А к тому

ж еще целый день дождь лил, так Машук весь туманом

заволокло: в десяти шагах ничего не видать. Мартынов

423

снял черкеску, а Михаил Юрьевич только сюртук рас­

стегнул. Глебов просчитал до трех раз, и Мартынов

выстрелил. Как дымок-то рассеялся, они и видят, что

Михаил Юрьевич упал. Глебов первый подбежал к нему

и видит, что как раз в правый бок и, руку задевши,

навылет *. И последние свои слова Михаил Юрьевич

ему сказал:

— Миша, умираю...

Тут и Мартынов подошел, земно поклонился

и сказал:

— Прости меня, Михаил Юрьевич!

Потому что, как он после говорил нам всем, не

хотел он убить его, и в ногу, а не в грудь целил.

А мы дома с шампанским ждем. Видим, едут Мар­

тынов и князь Васильчиков. Мы к ним навстречу бро­

сились. Николай Соломонович никому ни слова не

сказал и, темнее ночи, к себе в комнату прошел, а после

прямо отправился к коменданту Ильяшенко и все рас­

сказал ему. Мы с расспросами к князю, а он только

и сказал: «Убит!» — и заплакал. Мы чуть не рехнулись

от неожиданности; все плакали, как малые дети. Пол­

ковник же Зельмиц, как у с л ы ш а л , — бегом к Марии

Ивановне Верзилиной и кричит:

— О-то! ваше превосходительство, наповал!

А та, ничего не зная, ничего и не поняла сразу,

а когда уразумела в чем дело, так, как сидела, на пол

и свалилась. Барышни ее у с л ы х а л и , — и что тут под­

нялось, так и описать нельзя. А Антон Карлыч наш

кашу заварил, да и домой убежал. Положим, хорошо

сделал, что вернулся: он нам-то и понадобился в это

время.

Приехал Глебов, сказал, что покрыл тело шинелью

своею, а сам под дождем больше ждать не мог. А дождь,

перестав было, опять беспрерывный заморосил. Отпра­

вили мы извозчика биржевого за телом, так он с полу­

дороги вернулся: колеса вязнут, ехать невозможно.

И пришлось нам телегу нанять. А послать кого с теле­

гой — и не знаем, потому что все мы никуда не годились

и никто своих слез удержать не мог. Ну, и попросили

* В «Хрестоматии для всех» Гербеля в биографии Лермонтова

сказано, что поэт был убит выстрелом в самое сердце. Но Н. П. Ра­

евский сказал мне, когда я ему указала на это, что этого не могло

быть уже по одному тому, что, держа пистолет в правой руке,

выставляют вперед и правый же бок. Он вполне уверен, что не оши­

бается. ( Примеч. В. П. Желиховской. )

424

полковника Зельмица. Дал я ему своего Николая,

и столыпинский грузин с ними отправился. А грузин,

что Лермонтову служил, так так убивался, так причи­

тал, что его и с места сдвинуть нельзя было. Это

я к тому говорю, что, если бы у Михаила Юрьевича

характер, как многие думают, в самом деле был занос­

чивый и неприятный, так прислуга бы не могла так

к нему привязываться.

Когда тело привезли, мы убрали рабочую комнату

Михаила Юрьевича, заняли у Зельмица большой стол

и накрыли его скатертью. Когда пришлось обмывать

тело, сюртука невозможно было снять, руки совсем

закоченели. Правая рука как держала пистолет, так

и осталась. Нужно было сюртук на спине распороть,

и тут все мы видели, что навылет пуля проскочила,

да и фероньерка belle noire в правом кармане нашлась,

вся в крови. В день похорон m-lle Быховец как сума­

сшедшая прибежала, так ее эта новость поразила,

и взяла свою фероньерку, как она была, даже вымыть,

не то что починить не позволила.

Глебов с Васильчиковым тоже отправились, вслед

за Мартыновым, к коменданту Ильяшенко. И когда

явились они, он сказал:

— Мальчишки, мальчишки, убей меня бог! Что вы

наделали, кого вы убили! — И заплакал старик.

Сейчас же они все трое были на гауптвахту отправ­

лены и сидели там долгое время.

А мы дома снуем из угла в угол как потерянные.

И то уж мы не знали, как вещи-то на свете делаются,

потому что, по тогдашней глупой моде, неверием хвас­

тались, а тут и совсем одурели *. Ходим вокруг тела да

плачем, а для похорон ничего не делаем. Дело было

поздно вечером, из публики никто не узнал, а Марья

Ивановна Верзилина соберется пойти телу покла­

няться, дойдет до подъезда, да и падает без чувств.

Только уж часов в одиннадцать ночи приехал к нам

Ильяшенко, сказал, что гроб уж он заказал, и велел

* Тут Николай Павлович Раевский приводил рассказ о том, как

Лермонтов и Столыпин, будучи проездом в Воронеже, сказали друг

другу, что пойдут побродить в одиночестве, и неожиданно, представ­

ляясь оба неверующими, встретились в соборе, куда каждый пошел