Хенрик Хинц - Гуго Коллонтай

Развитие науки и рост просвещения должны были поднять Речь Посполитую из экономического упадка. «Никогда здешние города, — подчеркивал Коллонтай в одном из писем к Чацкому, — не смогут подняться из своих руин и из своей глубокой никчемности, если в них не будут воспитаны просвещенные руководители и граждане, из которых первые будут способны к управлению, а вторые — к разнообразным видам промышленности» (23, 1 , 302).

Но чтобы выполнить эти задачи, наука и обучение должны быть тесно связаны с практикой, с производством. На протяжении многих лет Коллонтай советовал, чтобы в тех городах, где имелись средние или высшие школы, читались лекции по механике на польском языке для ремесленников в дни, свободные от работы. Во время этих лекций «после доступного изложения теории учитель должен приступить к объяснению устройства машин и лучших каждой в своем роде их моделей. Такой курс обучения для каждого хорошо организованного государства является весьма необходимым. Потребность в подобном обучении дает о себе знать всегда в сельском хозяйстве, а также при открытии фабрик и организации различных ремесел. Совершенство этого обучения будет зависеть от демонстрации наилучших моделей, от их ясного описания и от объяснения причин, почему одни из них лучше других; такое простое объяснение просвещает головы ремесленников и приводит их к изобретательству новых машин либо к улучшению уже изобретенных» (там же, 147). Наука должна работать на потребности экономического развития и решать конкретные проблемы, которые выдвигает практика. Поэтому Коллонтай настаивал на том, чтобы представители естественных наук занимались конкретными проблемами механики, геологии, ботаники, медицины и т. д. В своем мемориале о реформе Краковской академии он предписывает, чтобы Главная школа требовала от своих профессоров решения экономически важных практических вопросов: «например, о поисках соли, как ее искать, каков ее состав, каковы признаки, по которым ее можно отыскать и т. п.» (24, 77).

Исследования по этим проблемам должны проводиться учеными разных родственных специальностей. Результатом этих исследований должны явиться труды, дающие решение наиболее жгучих проблем, выдвигаемых промышленностью и сельским хозяйством.

Подобным же образом и сельские учителя должны отказаться от бесплодного морализаторства и обучения, чаще всего не дающего практических результатов, а также от начетничества и примитивных расчетов. Наряду с преподаванием общеобразовательных предметов сельская школа должна быть звеном распространения сельскохозяйственной культуры. Поэтому сельский учитель должен быть также и «земледельцем… ибо для чего же тогда нужна его школа… для чего же были бы нужны его лекции, если бы он обучал только теории… он должен вести земледелие лучше, чем все остальные» (23, 1 , 333–334).

Это понимание задач науки и просвещения было поистине новаторским. Впрочем, Коллонтай отдавал себе в этом отчет, когда писал, что старые ученые и профессора, привыкшие к схоластической традиции в науке, окажутся неспособными реализовать этот переворот. Приглашение профессоров из-за границы также не разрешит проблемы, ибо они не знают польского языка и, что самое главное, не знают страны и ее политических, а также экономических потребностей. Следовательно, необходимо как можно быстрее воспитать кадры учителей и ученых, которые обладали бы «широкими знаниями» и которые одновременно могли бы «все теории тщательно проверить экспериментально» (там же, 150).

Коллонтай много сделал для подготовки новых научных кадров не только благодаря реформам в системе образования, позволившим обнаружить и развить новые таланты, но и благодаря его поискам людей, способных к наукам и «свободных от влияния» поповщины, и заботе о них. Организация стипендий для заграничного обучения, забота о молодых ученых способствовали подготовке целого поколения выдающихся исследователей и популяризаторов естествознания, ориентированного на решение практических задач. Братья Снядецкие, Я. Яскевич, Ф. Радваньский — вот лишь некоторые видные представители этого нового поколения. Я. Снядецкий писал, что Коллонтай умел придать научной работе настоящее практическое направление «благодаря умелому подбору людей, благодаря способности вызвать у них желание исследовать и трудиться, благодаря использованию их мысли, совета и знаний» (93, 61).

Таким образом, взгляды Коллонтая на науку и его реформаторская деятельность в этой области имели не только огромное теоретическое, но и практическое значение, ибо они уже относительно быстро начали давать обильные плоды. Конечно, это было заслугой не только Коллонтая, однако он принадлежал к тем мыслителям польского Просвещения, которые внесли большой вклад в дело «умственного переворота», выделив главные направления развития науки в свою эпоху.

Идея связи науки с жизнью встретилась с ожесточенным сопротивлением со стороны представителей схоластической науки и церковного обучения в Польше. На защиту старой системы обучения встали единым фронтом консервативно настроенная часть профессуры Главной школы, священники Краковского капитула и папский нунций в Варшаве. По сути дела борьба шла не только за ту или иную программу и методы обучения — она имела широкий мировоззренческий фон. Реакция пыталась сохранить ту школу, которую с такой страстью осудил Коллонтай в сочинении «Состояние просвещения». В этой школе, «слегка обучив молодежь, подготовив ее для практики богослужения», формировали фанатиков от религии и не давали в принципе никакой подготовки к полезной гражданской и хозяйственной деятельности в будущем.

Но католические критики программных установок просвещенного краковского каноника не провозглашали, что обучение и науки не следует связывать с потребностями жизни. Наоборот, они считали, что их критика вырастет именно из этих потребностей. Однако дело в том, что суть этих потребностей они понимали иначе, нежели польский реформатор. По их представлениям, наука и обучение должны были остаться в услужении той «умственной культуры», которая была подчинена церковно-религиозному господству. В противовес этому, в понимании Коллонтая, они должны были служить освобождению культуры от этого господства. По самой своей сути этот спор был противоборством двух противоположных моделей культуры, двух идеалов человека и общества.

Таким образом, становится понятным, что идея связи науки и просвещения с потребностями практической жизни относится к ведущим идеям теоретического творчества и организаторской деятельности Коллонтая. Причем стоит обратить внимание на то, что эту связь он понимал не односторонне, как воздействие науки на практику производственную, политическую и т. д. Сама эта практика, по его мнению, должна вдохновлять науку, детерминировать ее развитие. Эта связь означала именно обоюдное взаимодействие практики и науки.