Сергей Волков - Зарождение добровольческой армии

Уже в тот день я почувствовала близость катастрофы. Простившись с атаманом и М. П. Богаевским, отправилась на Барочную. Начальник контрразведки капитан Алексеев ждал меня на улице у атаманского дворца.

— Знаете, раскрыто покушение на Алексеева и Каледина. Большевики не теряют времени.

На Барочной мы встретили Эрдели и Дорофеева. Я передала разговор мой с Калединым. Генерал Эрдели советовал все пересказать генералу Алексееву. Пришел поручик Гринберг, ехавший в Кисловодск, я передала ему пакет Н. И. Гучкова к брату. Дорофеев показал мне расписки офицеров, получивших по 50 рублей пособия. Полков–ник Кириенко попросил меня выйти к офицерам, уходившим на позиции под Ростовом. Они толпились в коридоре Какой‑то полковник заявил мне, что все уходят с чувством благодарности, спокойные за участь своих семей. Но многие этой радостной вести не дождались… И, вынув из кармана письмо, найденное на убитом поручике Тимофееве, он прочел:

— «Посвящаю дорогой сестре М. А. Нестерович».

Долины залиты братской кровью, Вся русская стонет земля Тогда к нам с сердечной любовью На помощь сестрица пришла Жалея солдат, изнуренных походом, Израненных в тяжком бою, Посвятила сестрица Марыля заботам Всю добрую душу свою…

Стихи были написаны карандашом, не окончены.

— Этот голос из гроба не лучшее ли доказательство привязанности к вам офицеров? — добавил полковник.

Все молчали, слушая чтение старого полковника в солдатской шинели, с винтовкой через плечо, идущего в бой простым солдатом. Полковник снял фуражку, просил меня благословить всех офицерских матерей, жен, сестер, детей и поцеловал мне руку. И так подходил ко мне каждый офицер.

Потом они отправились на вокзал грузиться. Мы вернулись в кабинет генерала Эрдели, которого эта сцена взволновала. Я продолжала прерванный доклад.

— Да, дело с карательной экспедицией у генерала Алексеева и у меня — вот где (он показал на шею), если так продолжится, всех нас вырежут. Я вот что думаю: пока не поздно, придется вам, Марья Антоновна, съездить к Дутову.

— Именно что поздно, — отозвался Дорофеев.

— Наведайтесь сейчас к генералу Алексееву, — предложил Эрдели.

Но я попросила его обойтись без меня, так как падала от усталости, да и рассчитывала увидеть генерала Алексеева завтра на похоронах добровольцев. На прощанье генерал передал мне список раненых офицеров, просивших меня позаботиться об их семьях.

— Когда уезжаете, Марья Антоновна? — спросил он.

— Завтра после похорон.

Когда я выходила, меня позвали к телефону. Говорил М. П. Богаевский:

— Марья Антоновна, расскажите кому следует, что в Новочеркасске обретается Керенский, переодетый матросом. Я его не принял и советовал ему поскорей убираться из Новочеркасска.

— Спасибо, передам, — ответила я.

— Завтра после похорон зайдите ко мне, буду вас ждать во дворце у атамана.

Я прошла к генералу Эрдели сказать о Керенском. Он тотчас сообщил Алексееву, который в свою очередь вызвал капитана Алексеева и полковника Дорофеева и поручил им во что бы то ни стало найти Керенского в Новочеркасске. Не знаю, что было бы с Керенским, если бы его и впрямь нашел капитан Алексеев! Но поиски оказались напрасными. Его не нашли.

Я простилась с генералом Эрдели и вместе с моей офицерской стражей смертельно усталая вернулась в гостиницу. Было уже 11 часов вечера. Мы продолжали разговаривать с Андриенко. Вдруг постучался и вошел, прося извинения за позднее время, генерал Эрдели. Андриенко хотел выйти, думая, что у генерала секретное дело, но генерал его удержал. Он сказал, что сейчас от генерала Алексеева, просившего узнать завтра у Богаевского, когда ждут экспедицию матросов и где будут вести переговоры, на какой станции.

— Все узнайте и сообщите генералу, он ждет вас после похорон. Уснула я не скоро.

На следующий день, 17 ноября, ранним утром послала я Андриенко заказать венок из белых цветов с надписью на национальной ленте: «Павшим за родину героям–офицерам от солдат, бежавших из плена».

За мною явились офицеры, с которыми мы и отправились в собор. Соборная площадь была полна народу. Без помощи офицеров пройти в храм было немыслимо. Собрался тут весь Новочеркасск. Панихида уже началась. Посреди храма стояло шесть гробов, покрытых цветами, около каждого — караул из раненых офицеров. Эта подробность производила очень тягостное впечатление. Андриенко принес венок, я положила его между гробами, став на колени и крестясь по–католически. В гробах покоились вечным сном два капитана, один юнкер и три кадета. Казалось, все в храм горестно молились и просили Бога упокоить чистые души убиенных. Многие офицеры плакали.

Кто эти мертвые герои — никто толком не знал. Не было при них документов. Потом только узнались имена и фамилии.

Я стояла около атамана Каледина, познакомившего меня со своей женой. В стороне, среди толпы, стоял генерал Алексеев. Кто не знал в лицо генерала, невольно обращал на него внимание, так усердно молился старик, опустившись на колени.

Панихиду служил новочеркасский митрополит и много духовенства. Митрополит сказал проповедь:

— Да будут прокляты те, чьи руки обагрены кровью этих невинных детей… — И, обращаясь к покойным: — Нам и нашему Тихому Дону вы отдали все, отдали жизнь свою. Но вы не умерли, вы будете жить среди нас и в сердцах наших. Молчите, не отвечайте нам! То, что вы здесь, указывает нам — что нужно делать. Нужно делать то, что делали вы, защищая церковь и родину. Объявлена война всему христианству. Вот первые мученики. Дети, — и митрополит, а за ним все в соборе опустились на колени, — простите нас и примите последний поклон от нас, вы, отдавшие жизнь свою за Христа. Христос с вами!..

В храме послышались рыдания. Перед выносом тел генерал Алексеев первый подошел и простился с убитыми, за ним остальные генералы.

Когда мы выходили на паперть, я заметила Родзянко, бывшего председателя Государственной Думы. Стали выносить гроб за гробом, ставили на катафалки. Оркестры играли «Коль славен». За последним гробом вышел генерал Алексеев. Процессия тронулась к кладбищу. Меня сопровождали многие офицеры из привезенных мною. Генерал Алексеев, заметив меня, просил заглянуть потом на Барочную. Окружающие не советовали идти на кладбище, до которого было не близко. На углу одной из улиц, где помещается Московская гостиница, разыгралась тяжелая сцена. В толпе стоял какой‑то отставной генерал. Сняв фуражку, дрожащей рукой он крестил каждый гроб. Плача навзрыд, он говорил: «Детки, детки мои, за что вас убивают!»

Генерала под руки увели из толпы. Подобные сцены повторялись несколько раз. На кладбище я не пошла. Надо было еще в штаб на Барочную, а затем — готовиться в новый путь. Мы уезжали вечером.