Николай Скрипко - По целям ближним и дальним

Получив тревожный сигнал, я немедленно выехал на аэродром. На поверку никакого вражеского десанта но оказалось.

Конечно, неплохо, что люди проявляли бдительность, однако не обходилось и без курьезов. Когда вражеский налет на Смоленск был отбит, мне потребовался заместитель по политической части бригадный комиссар Одновол, но он бесследно исчез. Одновременно с ним пропал и начальник оперативного отдела штаба авиакорпуса подполковник Ильин.

На рассвете, когда я вернулся с аэродрома в управление корпуса, в кабинете раздался телефонный звонок. Звонил Одновол. Спрашиваю, куда же ты запропастился, Александр Кириллович? Отвечает, что вместе с Ильиным его задержали патрули из общевойскового соединения.

Оказывается, когда началась бомбардировка, Одновол и Ильин вышли из помещения на крыльцо. И вот проходившему мимо патрулю они показались подозрительными: с бритыми головами, фуражки, как на грех, с задранным сзади верхом. Не помогли никакие объяснения, ни удостоверения.

- Нас не проведешь! - заявили патрули и пришлось бригадному комиссару Одноволу и подполковнику Ильину просидеть до утра под арестом, пока мы не вызволили их.

В первые дни войны бдительность иной раз принимала уродливые формы шпиономании. Сообщения о диверсантах и парашютистах поступали довольно часто, но оказывались ложными. Случались и заведомо ложные звонки якобы от имени советских органов. Порой это делала немецкая агентура в целях создания паники.

Вспоминается случай, которому до сих пор не нашел объяснения. Вскоре после перебазирования 212-го дальнебомбардировочного авиаполка на аэродром Ельня мне принесли странную телеграмму: "В районе аэродрома Ельня захвачено 70 немецко-фашистских диверсантов, переодетых в гражданское платье, но в их чемоданах обнаружено немецкое обмундирование".

Поскольку я собирался побывать на аэродроме Ельня, то пригласил с собой начальника особого отдела авиакорпуса полковника Н. П. Кияшко и вылетел с ним туда на связном самолете.

Летчики 212-го полка только что вернулись с задания. Экипажи бомбили фашистские танки, двигавшиеся по Варшавскому шоссе на Минск, и разгоряченные боем летчики, штурманы оживленно рассказывали мне о выполненном задании.

Одновременно посыпались вопросы: почему не сопровождают истребители? Бомбардировщики из-за этого несут напрасные потери.

Пришлось объяснить, что в составе авиакорпуса истребителей нет, а приказание дальнебомбардировочному авиаполку выполнять задачи фронтовой авиации связано с чрезвычайно сложной обстановкой. Помню, я говорил, что противника необходимо задержать любыми средствами, любой ценой, пока не подойдут наши оперативные резервы. И, говоря это, не совсем отчетливо представлял, когда, откуда подойдут эти резервы. Но, во всяком случае, так должно было быть!

А как же с диверсантами, хранившими в чемоданах немецкое обмундирование? Командир полка А. Е. Голованов заявил, что он об этом ничего не знает и телеграмм не посылал. Оперативный уполномоченный особого отдела, работавший в этом полку, тоже ничего не знал ни о диверсантах, ни о телеграмме. Почему я остановился на факте, не заслуживающем, казалось бы, особого внимания. Да потому, что непроверенные донесения, сигналы, поспешные и опрометчивые телефонные доклады подчас отрывали командиров от их основного дела и мешали нормальной работе. В дальнейшем мы решительно пресекали подобные проявления "бдительности".

В последних числах июня 1941 года Смоленск заполнился войсками, штабами, прибывшими из глубины страны. Связь между управлением авиакорпуса и соединениями нарушалась, и, чтобы приблизить руководство к аэродромам, своим частям, с разрешения старшего начальника, я перенес КП в район аэродрома Боровское.

Разместились мы в землянках - в километре от летного поля. Радовало, что связь, в том числе ВЧ, работала устойчиво. Но если с Москвой контакты поддерживались постоянно, то со штабом ВВС фронта даже радиосвязь имела перебои. Из-за общей перегруженности радиостанций задерживалось прохождение оперативных распоряжений. Немногочисленные наши шифровальщики были завалены работой, не справлялись с потоком запросов, донесений, заявок тыловых органов, инженерных сводок. В море второстепенных сведений терялись важные оперативные документы. Дорогой ценой расплачивались мы за недоработки мирного времени. Пришлось ввести жесткий порядок в использовании радиосвязи - сократить количество и объем радиограмм, создать возможность внеочередной передачи оперативных распоряжений.

А боевая задача наша оставалась прежней - уничтожать танковые и моторизованные войска противника на минском направлении. Наносили ли дальние бомбардировщики урон врагу? Да, фашисты несли большие потери. В первые два-три дня войны во время налета нашей авиации бронетанковые колонны противника не прекращали движения, а затем немцы значительно усилили зенитно-артиллерийское, авиационное прикрытие войск. При появлении советских самолетов их колонны останавливались и рассредоточивались, в панике гитлеровцы разбегались в разные стороны. Темпы продвижения противника заметно снизились.

Особенно ощутимые потери от нашей авиации гитлеровцы несли на подступах к Минску. Это объясняется тем, что в условиях вязкого грунта, болотистой местности, кустарников противник вынужден был держаться дорог, и наши экипажи старались настичь его в теснинах, где скопления войск неизбежны, а потери огромны.

Звено дальних бомбардировщиков Ил-4 обычно сбрасывало не менее 20 фугасных авиабомб, весом по 100 килограммов каждая, сверх того - 68 осколочных восьмикилограммовых, а также несколько десятков стокилограммовых зажигательных. Если не оказывалось осколочных бомб АО-8, то вместо них применялись фугасные с установкой взрывателей на мгновенный взрыв, что обеспечивало эффективное осколочное действие.

Пусть у читателя не создастся превратного мнения о том, что прорвавшиеся немецко-фашистские бронетанковые части двигались беспрепятственно, не встречая сопротивления. Гитлеровцы получили на советской земле такой решительный отпор, какого они не встречали нигде на Западе.

Наши воздушные разведчики доносили о скоплении немецко-фашистских войск на подступах к Бресту. Это свидетельствовало о том, что немцам не удалось внезапным ударом овладеть городом-крепостью - там продолжались затяжные бои. Впоследствии стало известно, что фашисты непрерывно штурмовали, бомбардировали, обстреливали из орудий, выжигали огнеметами оборонявшихся бойцов, а крепость-герой Брест стояла и не сдавалась. Над развалинами ее реял красный стяг.

Решительное сопротивление советских стрелковых и танковых частей, поддержанных дальними и тяжелыми бомбардировщиками, встретил 39-й мотокорпус противника, прорывавшийся через Молодечно к Минску. Штаб немецкого мотокорпуса подвергся разгрому, были захвачены оперативные документы, пленные офицеры. Стало известно, что в результате ночной бомбардировки, осуществленной нашими экипажами, командир корпуса был убит, враг понес большие потери. Совместными усилиями наземных войск и авиации продвижение 39-го мотокорпуса гитлеровцев, входившего в 3-ю танковую группу генерала Гота, было задержано на двое суток.