Алексей Щербаков - Петр Столыпин. Революция сверху

Неважно вышло и с полученными от государства выкупными платежами. Зачастую господа помещики их попросту промотали. А что? Вот так с неба свалились деньги, почему бы на них и не смотаться в Париж?

Об итоге лучше всего говорит выдержка из статьи энциклопедии Брокгауза и Эфрона о земельных банках.

«К началу 1892 г. во всех 3–х банках было заложено 97 573 имения в 45 067 378 дес. [12](или 39 % всей площади частного землевладения в России), оцененные в 2116 мл. руб. Постепенно возрастая, число заложенных имений к 1903 г. достигло 173 310, в 58 807 099 дес. (49 %)».

Напомню, после реформы всезаложенные имения были выкуплены. Это – второй круг. При том что и земля-то из рук помещиков уплывала. Уже в 1887 году в недворянских руках в 50 губерниях Европейской России было 54 %) процента земли.

Еще интереснее вышло в черноземных губерниях. Там к тому же 1887году 75 % земли перешло к крестьянам и «новым помещикам». Последние – это были люди недворянского происхождения, скупавшие крупные земельные участки у разорившихся помещиков. Таким, к примеру, был отец Троцкого Давид Бронштейн. Летом 1879 года он купил 100 и арендовал 200 десятин земли у разорившегося помещика, полковника Яновского. Он нашел имение в совершенно запущенном состоянии и поднял его буквально с нуля.

«Особую группу составляли немцы-колонисты. Среди них были прямо богачи… Дома у них были из кирпича под зеленой и красной железной крышей, лошади породистые, сбруя исправная, рессорные повозки так и назывались немецкими фургонами… Над ними высилась фигура Фальцфейна, овечьего короля… Тянутся бесчисленные стада. – Чьи овцы? – Фальцфейна. Едут чумаки, везут сено, солому, полову. – Кому? – Фальцфейну… Имя Фальцфейна звучало как топот десятков тысяч овечьих копыт, как блеянье бесчисленных овечьих голосов, как крик и свист степных чабанов с длинными гирлыгами за спиной, как лай бесчисленных овчарок. Сама степь выдыхала это имя в зной и в лютые морозы».

(Л. Д. Троцкий)

Именно этилюди и «кормили Европу». Но в Нечерноземье «новым помещикам» лезть было не интересно. Предприниматель ищет, где выгоднее. Так что в местах, где природные условия были похуже, помещичье хозяйство потихоньку деградировало. Именно в пореформенный период появился в России новый социальный тип – разорившийся помещик. Они были и раньше, но именно тогда он стал массовым. То есть человек, который ничего не имел, ничего не умел – но зато сохранил барскую спесь и презрение к любой форме трудовой деятельности. С этими людьми связано взрывное увеличение количества таких преступлений, как мошенничество. Разорившиеся помещики в массовом порядке стали подделывать векселя и завещания, создавать «финансовые пирамиды», торговать «золотоносными участками» в Сибири и так далее.

Но это была только одна сторона дела. С другой – как стена встала община.

А что это вообще такое? Собственно говоря, община в России существовала, вероятно, до образования государства. Она упоминается в «Русской правде» – законодательном документе XII века.

«С давних пор община была основой организации земледельческого производства. Земельные угодья – пашни, луга, лес – рассматривались крестьянами как общинное владение, пользование им осуществлялось на основании обычного права, в основе которого лежал принцип потомственного владения двором, усадебной землей и правом на часть общинных угодий при их перераспределении. Земля делилась на узкие полосы, разграниченные неглубокими канавками – межами, в зависимости от числа мужских душ в общине. Каждый хозяин вытаскивал соответствовавшее числу душ в его семье число жеребьев с обозначением полос, при этом старались, чтобы полосы не располагались рядом.

…

Община выполняла и ряд этических функций: осуществляла опеку над сиротами и одинокими стариками, следила за поведением молодежи, детей по отношению к родителям, жен к мужьям и в целом определяла формы общественного и соседского поведения.

…

Возглавлялась община собранием женатых мужчин-домохозяев – сходом, имевшим несколько ступеней: селенный, если община состояла из нескольких деревень, сельский и волостной. Сход избирал должностных лиц как посредников между общиной и государством: сельских старост, старшин, десятских, соцких и других, утверждавшихся местной администрацией. Сход раскладывал государственные, земские и церковные повинности, следил за их исполнением, распоряжался выморочными или свободными земельными угодьями, раз в 5–20 лет перераспределял землю, рассматривал вопросы внутридеревенского строительства, размежевания, расширения или переноса усадьбы. Без его утверждения не могли быть осуществлены никакие операции с недвижимостью.

Кроме того, сход защищал общинные угодья от внешних посягательств и принимал в общину новых поселенцев. На сходах решались и все важнейшие вопросы повседневной крестьянской жизни».

(В. Г. Холодная)

Примерно в таком виде община и дошла до реформы 1861 года. Помещикам она была удобна – пусть сами крестьяне решают вопрос с распределением земли между собой, да и свои внутренние дела – тоже.

Среди государственных крестьян община долгое время была чем-то вроде неформального объединения. Пока в 1838 году по инициативе графа П. Д. Киселева (кстати, убежденного противника крепостного права) не было принято «Учреждение сельского управления». По нему государственные крестьяне были организованы в сельские общества, соответствующие селениям.

Именно разработки Киселева и легли в основу изданного в 1861 году «Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости». Официально община получила название «сельское общество».

Теперь и у бывших помещичьих крестьян община приобрела юридический статус. В чем его особенности? Земля являлась коллективной собственностью. То есть продать её «на сторону» было невозможно. Равно как и получить кому-то из крестьян под свой надел. А вот взять купить (взять в аренду) землю могла как община целиком, так и отдельный крестьянин лично для себя.

Очень интересно обстоял вопрос со всеми видами налогов. Различные виды платежей сельское общество выплачивало в целом. Существовала круговая порука. То есть если один недоплатит – его недоимку раскладывали на всех остальных. Понятно, зачем это было сделано. Во-первых, так легче взыскивать налоги. Но что ещё важнее – так пресекалась попытка уйти от выкупных платежей. Выйти-то из общины, не расплатившись полностью за «волю», до столыпинской реформы было невозможно! Даже если человек много лет работал в городе, например, на заводе – он продолжал считаться крестьянином. И платил. Вот тут-то и заключалась главная ловушка для реформы.