Алексей Щербаков - Петр Столыпин. Революция сверху

Вот такаяпостановка вопроса была крестьянам очень даже понятна. Так или иначе, «Тайная дружина» насчитывала 2000 членов! До восстания дело не дошло, революционеров арестовали раньше – но интересно…

Так что община оказалась «вещью в себе». Несмотря на то, жизнь в ней была невеселая.

Тем не менее, власти старались «законсервировать» общину. Причем не только уже описанными экономическими средствами. Имелись и другие. Так, к примеру, крестьянин, получивший среднее образование, из общины вылетал. Разумеется, без земли. Причем к среднему образованию относились не только гимназии и реальные училища, но и сельскохозяйственные. То есть крестьяне, даже если и имели такую возможность, не имели права повысить свою профессиональную грамотность.

Почему?

«Не следует забывать, что в то время все еще исходили из предположения, что крестьянский мир представляет вполне однородную массу, внедрение в которую лиц других сословий, иного образования и иных понятий может иметь растлевающее на него влияние. Замечательно, что взгляд этот разделялся обоими крайними флангами общественности. Его почти в одинаковой мере поддерживали как крайние консерваторы, так и социалистически мыслящая интеллигенция. Так, “Русское богатство”, журнал определенно марксистского направления, устами своих сотрудников еще в 1905 г. утверждал, что “у крестьян общие чувства, общее движение, нет дифференциации”. Со своей стороны, революционная группа “Освобождение труда” в изданном ею проекте программы русских социал-демократов, говоря о том, что в России элементом социального движения может быть лишь рабочий пролетариат, утверждала, что «община, связывая своих членов-крестьян только со своими интересами, препятствует их политическому и умственному развитию». Немудрено, следовательно, что взгляд этот разделялся правительством, полагавшим, что при объединении крестьян с лицами других сословий, хотя бы на почве совместного обсуждения общих хозяйственных интересов, будет нарушена цельность крестьянского мировоззрения и в крестьянскую среду значительно легче проникнет все шире развивавшаяся и, несомненно, тлетворная революционная пропаганда».

(В. И. Гурко)

Революционеры-народники и их наследники, эсеры, на общину чуть ли не молились, считая её зародышем будущего социалистического общества. Но консерваторы… тоже считали общину положительным явлением, так как полагали – именно в ней группируются истинно русские люди, преданные монархии и не испорченные разными там идеями. В том-то и смысл политики недопущения в крестьянскую среду никаких людей и идей «со стороны».

А вот с точки зрения реформаторов дело обстояло иначе.

«Искусственное отгораживание крестьян на местах их постоянного жительства от других элементов сельской жизни в порядке общественного управления отнюдь не препятствовало ни распространению в их среде, ни восприятию ими революционной пропаганды, но зато препятствовало их объединению в общем деле с представителями культурных сословий, единению, безусловно благотворному, чему наглядным примером и доказательством служила совместная работа землевладельческого элемента с крестьянским в уездных земских собраниях».

(В. И. Гурко)

Как мы увидим дальше, в данном вопросе Гурко был полностью прав. Революционные идеи проникали в общину без помех. А вот то, что «баре» их за людей не считают, – крестьяне прекрасно чувствовали. Вот ещё одна цитата:

«Часть крайних правых создала себе из земельной общины не меньший фетиш, нежели она представляла для определенно революционных народнических течений, хотя, разумеется, на иных основаниях, точно так же часть социалистически настроенной интеллигенции отстаивала особый сословный крестьянский суд и крестьянское обособленное сословное самоуправление с не меньшим пылом, нежели большинство ультраконсерваторов».

(В. И Гурко)

Однако Гурко, убежденный противник общины, не хотел видеть и другой стороны проблемы.

«Разрушение общины в качестве землеустроительной и податной единицы, кроме того, ставило под угрозу и ее функцию как административного органа. Вся система волостного крестьянского самоуправления в этом случае повисала в воздухе, а с ней и вся система губернского и уездного крестьянского управления.

Помимо необходимости заново создавать всю систему административного управления в стране, при этом возникла бы и необходимость реформы налоговой системы, поскольку существенно сузилась бы налогооблагаемая база – население деревни. Вместе с тем, общая неурегулированность земельных отношений, размах и разнообразие форм крестьянской аренды, стихийность поземельных отношений в целом при господстве договорного характера сделок и распространенности внеэкономических полукабальных форм расчетов делала невозможной перспективу превращения нового крестьянства в надежный объект налогообложения».

(С. Н. Никольский)

Но давайте посмотрим, как «сельское общество» функционировало.

О правовом положении я уже говорил. Земля находилась в коллективной собственности, отчуждению не подлежала. Для того чтобы, допустим, продать общинные земли, требовалось согласие 2/3 общинников. В реальности преодолеть общинное «квалифицированное большинство» в этом вопросе было практически невозможно.

Все внутренние дела решались сельским сходом. Причем как правило, неженатым на мирском сходе голоса не было. Речь тут идет не о голосовании, а о возможности выступить и донести свою позицию. Холостого просто слушать не стали бы. Причем это была традиция, а не требование законодательства. Сельское общество выбирало местное начальство. Главным был староста. Он имел административную власть в деревне не только над членами общины, но и над всеми, кто там проживал. За исключением… Правильно – дворян, лиц духовного звания и так называемых «почетных граждан» [13].

Кроме того, сельский сход выбирал сотских – местных полицейских, которые содержались за счет «мира». Община имела право принимать новых членов в свои ряды – или исключить кого-то. Сход же распределял по хозяйствам размер разных выплат. Кроме того, сельский сход имел право ходатайствовать перед властями о высылке того или другого жителя – например, ведущего антисоциальный образ жизни.

Первоначально со стороны начальства общину контролировал специальный орган – уездное по крестьянским делам присутствие. Однако в 1889 году этот орган был заменен институтом земских начальников. Они имели гораздо больше прав вмешиваться во внутренние дела общины. Это было связано с общей политикой Александра III по укреплению «вертикали власти». Так, земский начальник в числе прочего играл для крестьян ту же роль, что для других сословий – мировой судья. То есть тот, кто разбирал различные некрупные дела. Но не только. Прав у земского начальника было много.