Алексей Щербаков - Петр Столыпин. Революция сверху

Но самое главное – Протопопов до последнего моментауверял императорскую чету, что, дескать, все находится под контролем, патетически кричал, что в случае нужды зальет столицу кровью… А реально даже не докладывал ни в Ставку, ни в Царское Село, когда ситуация в Петрограде уже вышла из-под контроля. Точнее – докладывал, что все идет хорошо. Впрочем, остальные члены правительства вели себя точно так же. Была ли это глупость или измена – какая разница?

Вот такие министры были после Столыпина. Неудивительно, что в результате недовольными оказались все. Вот что заявил 3 ноября 1916 года депутат В. В. Шульгин, всю свою жизнь бывший убежденным монархистом:

«Мы терпели бы, так сказать, до последнего предела. И если мы сейчас выступаем прямо и открыто с резким осуждением этой власти, если мы поднимаем против нее знамя борьбы, то это только потому, что действительно мы дошли до предела, потому что произошли такие вещи, которые дальше переносить невозможно».

Если уж монархист такоеговорит, то дальше уже некуда. Это значит, что престиж императора упал ниже плинтуса.

Первая мировая война наглядно продемонстрировала, что аграрная реформа Столыпина была ошибкой по своей идее. Столыпин исходил из либерального мифа, что самые лучшие граждане получаются из собственников. Казалось бы – это очевидно. Если у человека есть собственность, то он обладает ответственностью. И это верно, пока государство развивается спокойно. В самом деле – собственникам не нужны никакие великие потрясения. Но вот когда начинаются проблемы, вроде большой войны, то выясняется – данным господам интересна прежде всего прибыль. А на остальное им наплевать. С началом Первой мировой войны оказалось, что на имевшихся «крепких хозяев» никакие патриотические призывы не действуют. Свой карман им был дороже.

Зажиточные крестьяне отнюдь не торопились продавать хлеб (а другим продавать было особо и нечего). Ждали «настоящей цены», справедливо рассудив, что чем дальше идет война, тем хлеб будет дороже. При правильном хранении зерно можно держать несколько лет.

В самом деле. Довольно быстро стало понятно, что война будет затяжная. А значит – цены на хлеб будут расти. Так зачем продавать сейчас, если можно это сделать потом, с большей выгодой? Причем хлеб чаще всего оседал у мелких перекупщиков. То есть у кулаков.

«Наконец, еще один, близкий русскому человеку довод – поведение во время войны. Россия, как говорил Менделеев, долго вынуждена была жить “бытом военного времени”. Поэтому “прогрессивным” для нее могло считаться только то хозяйство, которое сохраняет свою дееспособность в чрезвычайных условиях. Тяжелым, но предельно показательным экзаменом для двух типов хозяйства – трудового крестьянского и частного – стала Первая мировая война. К концу 1916 г. в армию было мобилизовано 14 млн. человек, село в разных местах потеряло от трети до половины рабочей силы. Как же ответило на эти трудности хозяйство – крестьянское и буржуазное? По всей России к 1915 г. посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20 %, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилась на 50 %. В 1916 г. у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособным».

(С. Кара – Мурза)

К этому подверстался идиотизм власти – провозглашенный после начала войны «сухой закон». Вопросы народной нравственности при провозглашении этого закона стояли отнюдь не на первом месте. Водку-то тогда гнали из зерна. Вот и предполагалось, что его не станут «переводить в градусы», а станут продавать так. Ага. Все вышло с «точностью до наоборот». Разумеется, самогон гнали и раньше. Однако, в основном, для себя. Тем более что качество первача было отвратительным. Крестьяне не шибко разбирались в химии, да и нормального оборудования на деревне не имелось. А вот после «сухого закона» самогон стали гнать все, кто только мог. Еще бы! Конкуренция в виде «казенной» исчезла. Цены на спиртное выросли. Но что самое главное – сивуху легче продать, довольно быстро были налажены каналы транспортировки напитка в города в подпольные заведения или просто уличным торговцам. Да и хранить тоже удобнее. Примечательно, что до введения закона крестьяне самогонщиков недолюбливали. И со спокойной совестью сдавали их властям. Во время войны это прекратилось полностью. Количество перегнанного зерна точно неизвестно, но оно огромно.

И вот 23 сентября 1916 года была введена… продразверстка. Да-да. Ее придумали отнюдь не большевики [82]. Были установлены твердые цены, по которым крестьяне обязаныбыли продавать зерно.

Кстати, и тут не удержались, чтобы не подмогнуть помещикам. Для владельцев крупных земельных владений были установлены куда более высокие закупочные цены. Может, в этом и имелся какой-то экономический смыл, но реакцию крестьян на подобные действия можно представить…

Вот вывод раздела «Сельское хозяйство» справочного труда «Народное хозяйство в 1916 г.»:

«Во всей продовольственной вакханалии за военный период всего больше вытерпел крестьянин. Он сдавал по твердым ценам. Кулак еще умел обходить твердые цены. Землевладельцы же неуклонно выдерживали до хороших вольных цен. Вольные же цены в 3 раза превышали твердые в 1916 г. осенью».

А многие хлеб просто-напросто не продавали.

Ничего толкового из царской продразверстки не вышло.

Мало кто знает, что большевики, придя к власти, столыпинскую реформу, не отменили! Розданные крестьянам помещичьи и иные земли мужики, согласно «Декрету о земле», делили по собственному разумению. Они выбрали общину. Тем не менее, право на выдел сохранялось – и после отмены продразверстки в 1921 году кое-кто им даже воспользовался. Только было этих людей ничтожно мало. А вот в конце двадцатых резко обострилась международная обстановка и в воздухе запахло войной. И тогда началось то же, что и 1915 году. Крестьяне стали «сундучить» хлеб, ожидая «настоящей цены». И началась новая серия аграрной реформы под названием «коллективизация». Но это уже иная история.

Посмертная история Столыпина началась с вранья на… памятнике. На нем была надпись:

«Родился 2 апреля 1862 г. в Москве, жизнь посвятил служению родине, пал от руки убийцы 1–5 сентября 1911 г. в Киеве».

Между тем Петр Аркадьевич родился в Дрездене. Но уж правда больно не патриотично выглядело.

Собственно, установкой памятника все и закончилось. Царский официоз о Столыпине предпочитал не вспоминать. Равно как и большинство политических деятелей. Не до того им было. Исключением были лишь крайне правые, которые, как мы видели, при жизни Столыпина не слишком жаловали. Но чем дальше – тем больше они превращались в откровенных политических клоунов. Так что пришлось для поднятия авторитета вспоминать имена ушедшего большого человека.