Геннадий Аксенов - Вернадский

Восемнадцатого января 1882 года общество было утверждено в министерстве, а 28-го прошло первое собрание, на которое пришло 117 человек. В уставе НЛО записано, что оно способствует научным и литературным занятиям студентов. Но вначале общество составляли так называемые «белоподкладочники» — аристократы, державшиеся несколько особняком. Подчеркнуто аполитичным обществом они хотели обособиться от демократической части и укреплять свои знакомства для будущей карьеры. Однако студенческая масса заволновалась, узнав об истинных намерениях аристократов. Разгорелся скандал, и власть в НЛО захватили «культурники». Так многие называли Вернадского и его друзей.

Во главе общества встал научный отдел. Вернадский вел в нем минералогию, Краснов — ботанику. Дважды в месяц студенты собирались на доклады и диспуты. Постепенно составлялась библиотека. Ректор Бекетов отдал под нее свой кабинет, и там образовалось нечто вроде клуба. Споры и обсуждения затягивались иногда до полуночи. Именно здесь, на семинарах, студенты получали первые навыки публичных выступлений и отстаивания своих мнений.

К концу работы НЛО в него входило 408 человек 5. В списках, которые Сергей Ольденбург сохранил в своем архиве, мелькают громкие фамилии известнейших потом государственных и общественных деятелей. Пятьдесят из них стали профессорами и приват-доцентами. Многие оставили воспоминания об этом островке научного вольномыслия 6.

А когда общество было закрыто, бывшие его участники, к тому времени уже выпускники, еще много лет собирались каждое 19 февраля — в день основания общества — для дружеского обеда в ресторанах Петербурга. Так что есть все основания считать НЛО, а затем его отпрысков: «Политический клуб» и «Земский кружок», объединявших по 30–60 членов, истоками общественных и политических движений начала XX века.

Вернадский прочел здесь свои первые два научных доклада. Один — реферат по книге А. Клоссовского «Успехи современной метеорологии». Во время второго, названного «Об осадочных перепонках», он даже демонстрировал химические опыты по разделению сред.

Оба доклада Вернадский сохранил в своем архиве. Студенту не требовалось больше, чем добросовестно изложить современные воззрения на проблему. Но в каждом докладе есть нечто, останавливающее глаз и выходящее за рамки студенческой компиляции. Изюминка — в обобщении, в полете мысли. Докладчик отталкивается от конкретной проблемы и воспаряет до самого простого (в смысле фундаментального) и жгучего нерешенного вопроса науки. Вряд ли случайно, что в обоих докладах содержатся мысли, из которых выросли ключевые темы всей его научной деятельности.

В метеорологическом реферате «О предсказании погоды» Вернадский впервые размышляет о человечестве как целом, как природном деятеле планетарного масштаба: «Человек настоящего времени представляет из себя геологическую силу; сила эта все возрастает и предела ее возрастанию не видно. Таким он является благодаря науке» 7. Не из этой ли мысли выросло позднее учение о ноосфере, иначе говоря, о разуме как природной силе?

В химическом докладе, обозрев проблему равновесий, Вернадский спрашивает (скорее себя, чем слушателей): «Мертва ли та материя, которая находится в вечном непрерывном законном движении, где происходят бесконечное разрушение и созидание, где нет покоя? Неужели только едва заметная пленка на бесконечно малой точке в мироздании — Земле обладает коренными, собственными свойствами, а везде и всюду царит смерть? Разве жизнь не подчинена таким же строгим законам, как и движение планет, разве есть что-нибудь в организмах сверхъестественное, что бы отделяло их от остальной природы?» 8Вот великое прозрение, которое превратилось позднее в учение о биосфере.

Простые, «детские» вопросы. И самые трудные, составляющие сокровенную сердцевину натурфилософии. Вырастая из них, всегда двигалось познание. В поисках ответа на главные вопросы билась мысль натуралистов. Многие, правда, забывают свои «детские» вопросы, достигают некоего бесспорного положительного знания и перестают «философствовать». И лишь единицы берут с собой из детства и юности все сокровенные движения души, которые исподволь, а иногда и зримо, направляют поиск, придают ему эмоциональное напряжение, сохраняя единство и преемственность в развитии своей личности.

Доклад у Вернадского, еще раз подчеркнем, химический. И химия того времени, и близкая ей физика — самые развитые науки, казавшиеся почти законченными. Установлены все главные, фундаментальные законы неживой природы. Остались детали. Но рядом с этим великолепным зданием, в науках о живой части природы — никакой стройности, никакой завершенности. Наоборот, приходит чувство необязательности жизни, а стало быть, и случайности собственного существования.

Он нашел свои главные вопросы. И с тех пор искал только все более мощные средства для их разрешения. Странным путем идет развитие ума и души. Знания не прибавляются. Они выстраивают путь личности к себе, реализуют то, что заложено в ней первоначально. Выбор сделан заранее, в самом юном возрасте, когда складывается уникальное сочетание личных качеств. Душа ищет, как слиться с миром и как сформировать из него себя.

Университет дал Вернадскому не только книжное знание. Он с увлечением учится наблюдать природу в ее собственном безмолвном, вернее сказать, бессловесном бытии, еще не отраженном в научном наблюдении. Позднее он скажет о ее тихих и грозных явлениях, о великих загадках природы, пока же старается вглядываться и скромно описывать ее так, как предлагают наставники. Его стремление замечено профессором Докучаевым, который учит, что настоящая наука начинается тогда, когда мы ищем связи между видимыми явлениями. Это высшая прелесть натурфилософии.

Влияние Василия Васильевича выходило за рамки преподаваемого им предмета — минералогии. Именно в те годы он начал большую программу изучения почв, мечтая составить почвенную карту всей России. Тогда-то, собственно, сложилось почвоведение как наука. Докучаев отделил ее от минералогии в собственном смысле слова и стал рассматривать как особое «естественное тело» — сложный продукт взаимного действия разнонаправленных сил, и прежде всего энергии солнца, горных пород и сложной жизни растений, насекомых, животных. Нужно учитывать и деятельность сельского населения, если эта почва культурная. Он дал могучий толчок научной мысли и работы, скажет позже Вернадский об учителе.

В Докучаеве чувствовалась широта, что-то размашисто богатырское. Он не только ученый, но и научный деятель, «русский самородок», человек, сам себя сделавший. Он не только преподавал, но и организовывал исследования в огромных масштабах. Докучаев увлекал за собой целые «выводки» учеников, и почти каждый из них становился потом думающим, самостоятельным ученым.