Екатерина Мещерская - Жизнь некрасивой женщины

Любимым романсом Анатолии были «Хризантемы» Харито:

В нашу дверь стучался побелевший от злобы Алексеев, за ним барабанили в стены Кантор, Мажов, Поляков:

— Умоляем! Умоляем! Пусть хоть целый день поет и играет Екатерина Прокофьевна и Екатерина Александровна, но не подпускайте к роялю Анатолию Прокофьевну… Мы с ума все сходим!

И я сочувствовала нашим врагам…

Первой, кому я сказала, что готовлюсь стать матерью, была мама.

— Какое несчастье! Какой ужас! — всплеснула она руками. — Ника знает?

— Нет.

— Слава Богу!

— Почему?

— Как почему? Ты хочешь иметь ребенка и передать ему по наследству алкоголизм отца?.. И потом… — Мама как-то замялась, затем прямо посмотрела мне в глаза и холодно сказала: — Дитя от тебя и от пьяницы, тверского мужика… ты хочешь родить полукровку? Умоляю тебя, ничего не говори Нике. Надо еще показаться врачам, не забудь, что у тебя порок сердца, от родов ты можешь умереть! А операцию тебе сделают официально в любой клинике, ты на это имеешь право. Подумай, на что идешь. Ребенок от Васильева?..

И для меня потянулись часы мучительных размышлений… Я не хотела иметь ребенка, потому что не любила Васильева, потому что знала: рано или поздно уйду от него и ребенок останется без отца, и главное — потому что боялась наследственного алкоголизма.

С другой стороны, мамино слово «полукровка», будто пощечина, обожгло мне сердце, и было обидно, что, еще не родившись, это маленькое существо было оскорблено своей бабушкой. Я вспоминала Никину тоску о сыне (а я была уверена, что у меня будет только сын). А вдруг рождение этого ребенка спасет Нику, образумит его, ведь он никогда не знал отцовства? И разве я не обязана попробовать еще это, последнее средство ради того, чтобы исправить, остепенить, оторвать от вина этого бесшабашного человека?

— Я решила иметь ребенка, — сказала я маме твердо. — А если умру, значит, судьба.

Мама горько заплакала. Отчего? Оттого ли, что, зная о пороке сердца, она боялась, что я умру при родах, или оттого, что я решила произвести на свет «полукровку » ?..

Узнав об этом событии, Ника, казалось, лишился рассудка. Он запил и пропал на целую неделю. Конечно, о маминых словах я ему ничего не сказала.

Свиноводство было забыто. Правда, мы с Алей и Никой еще несколько раз ездили в Кораллово. Но Ника уже закрывал все счеты с совхозом, не проявив своего «таланта» в животноводстве. Свиньи больше не увлекали его воображения.

В конце зимы мы с Никой жили уже на Поварской, во второй комнате.

Первые месяцы моего материнства я проводила необычайно весело. Психология Ники исключала, очевидно, ревность к женщине, которая ждет ребенка. Правда, он продолжал меня ревновать, но эта ревность была терпимой. Кроме того, я была не одна, и мне легко было с ним бороться.

Отцовство подействовало на моего мужа очень странно. Кутил, гулял и пропадал он больше, чем раньше, и обслуживающий персонал лучших ресторанов Москвы — директора, метрдотели, официанты, все, включая даже швейцаров — были посвящены в то, что жена летчика Васильева ждет ребенка. Кроме того, Васильев вернулся на аэродром, поэтому его часто не бывало дома.

Я снова ходила в театры, в оперу, в дом печати. Я часто танцевала до утра на вечерах у Никиты Красовского (Арбат, 51).

Тетка веселилась с нами. Теперь она была безнадежно влюблена в Никиту.

Если, как всегда неожиданно, возвращался домой Васильев, то мама всегда умела его успокоить. Она убеждала его, что послала меня по тому или иному делу, или называла каких-нибудь знакомых, самых невинных, а сама, одевшись, бежала и немедленно вызывала меня домой, сказав, откуда я должна якобы прийти.

Я поняла, что переделать Васильева не в силах. Поняла и то, что он не может быть хорошим отцом. Радость отцовства заставила его пить еще больше. Что меня ожидало?.. Роды, а может быть, и смерть. Если нет, то все равно жизнь моя была исковеркана, а тем, что оставила ребенка, я навсегда зачеркнула для себя личную жизнь. Таков мой характер.

Мне оставалось так мало дней свободы. А я была молода, весела нравом и поэтому с жадностью окунулась в прежние знакомства и самое беспечное времяпрепровождение. Проснувшаяся новая упоительная страсть, как можно больше обманывать Васильева — всецело меня поглотила. В этой игре принимало участие много людей, и чем грознее и страшнее подчас бывал облик Васильева, тем больше азарта и веселья я чувствовала.

Это бывало тем интереснее, что Ника являлся домой всегда неожиданно.

Стояла ранняя весна, и на московских улицах была слякоть. Приходя домой, Васильев прежде всего спрашивал:

— Ты куда-нибудь сегодня выходила?

— Нет, — обычно отвечала я.

Тогда он каждый раз бросался к моим фетровым ботам и проводил рукой по их кожаной подошве — не влажная ли она?.. Поэтому, приходя домой, я немедленно вытирала подошвы бот, а затем укладывала их сушить на отопление.

Но однажды Васильев чуть не передушил нас. Несмотря на сухие подошвы бот, Васильев откуда-то узнал о том, что я выходила. Потом оказалось, что он поставил незаметные отметки чернильным карандашом на разные места подошв, и от воды чернильный карандаш расплылся — значит, я выходила на улицу.

Тогда я тайно от него купила себе вторую пару бот. Назвала их «веселыми» и прятала в ларе передней.

Однажды Никита Красовский задумал устроить у себя маскарад.

— Дамы будут делать костюмы под моим личным наблюдением, — заявил он. — На маскараде у меня будут актеры МХАТа, художники, и я не хочу, чтобы какая-нибудь дама своим костюмом выбивалась из общего стиля. Разумеется, я не буду разглашать тайну задуманных костюмов, но хочу быть художником-режиссером этого маскарада.

Никита чудно рисовал, но еще прекраснее вышивал. Диванные подушки его работы поражали и изумляли гостей.

Вечера Красовского были известны всей Москве, и часто шубы гостей в передней его квартиры лежали прямо на полу одна на другой, точно на складе, поднимаясь если не до потолка, то, во всяком случае, до половины высоты передней.

Объявленный маскарад у Красовских вскружил не одну женскую голову и у многих отнял сон. Какой костюм надеть?

— Никита, Никита, — заволновалась тетка, — я хочу быть Иродиадой… Ах! Я сумею воплотиться в этот сладострастный образ!..

Я выбрала костюм Бубновой Дамы, поскольку у меня для него нашелся материал. Я сама сделала корону, затем из синего шелка — обтянутый лиф на костях, сильно в талию, и из кусков малинового бархата — юбку. На груди знак бубен. С юбкой Никита меня измучил. Он решил мешать малиновый бархат с золотым шелком и хотел, чтобы юбка была в каких-то разрезах.