Крис Хатчинс - Путин

Это была грязная сторона его работы, но он не собирался уклоняться от нее. Он не предполагал – и не собирался – проводить все это время, произнося общие фразы и пожимая руки сановным посетителям. В конце концов, разве не он лично угрожал стрелять на поражение по тем немцам, что попытались взять офис КГБ в Дрездене после падения Берлинской стены?

Доктор Леонид Рошаль, которому бандиты разрешили пройти внутрь здания, сообщил, что из окон свисают кабели и веревки на случай побега. Он также заметил проволочные растяжки, гранаты, автоматы Калашникова и пакеты марихуаны, лежащие на полу недалеко от окна, где был проложен «канатно-кабельный путь».

Бандиты выдвинули только одно требование: не отключать телефонную линию. Если это сделают, из окон полетят первые трупы. Путин работал в своем кремлевском кабинете за письменным столом, изучая документы, приготовленные для его визита в Германию, где он должен был провести переговоры с канцлером Шредером, когда пришла первая сводка о захвате театра.

В зале театра во время его захвата находился генерал МВД России, за голову которого чеченцы назначили цену. В зале также находились туристы из Британии, США, Германии, Австралии, Канады, Швейцарии и Нидерландов, которые пришли в театр насладиться романтическим мюзиклом «НордОст». Чеченцы пришли не из-за любви к музыке, они принесли две 45-килограммовые бомбы, одну из которых установили в центре пятнадцатого ряда. Другие взрывные устройства были прикреплены к колоннам, поддерживающим балкон.

На протяжении всех 57 часов осады никому не разрешалось выйти в туалет. Оркестровая яма превратилась в выгребную, стоял невыносимый смрад. Не было пищи (и туалетной бумаги), только немного холодного питья.

Действиями террористов руководил Мовсар Бараев, 24-летний племянник Арби Бараева, известного террориста, сделавшего состояние на похищениях людей, требуя миллион долларов в качестве выкупа за каждого заложника. Через три месяца после гибели Арби Бараева Мовсар возглавил его так называемый исламский полк особого назначения (ИПОН) и начал при помощи Шамиля Басаева планировать атаку на театр. Террористы в составе 41 человека прибыли в Москву порознь и встретились в мрачном нежилом доме без номера на углу Вспольной и Гранатной. Именно оттуда они на грузовике отправились в театр. Вскоре после этого началась осада, и молодой Бараев разослал по СМИ видеозапись с несколько бессвязным воззванием: «Каждый народ имеет право на свою судьбу. Россия лишила чеченцев этого права, и сегодня мы хотим вернуть себе права, которые дал нам Аллах, как Он дал их и всем другим народам…»

Согласно одному из путинских ассистентов, примчавшемуся в кабинет президента, когда было получено это видео, он спокойно читал заявление Бараева, которое продолжалось так: «Аллах дал нам право на свободу, право решать свою судьбу. Российские оккупанты утопили нашу страну в крови наших детей, и мы стремимся к справедливому разрешению этого конфликта. Никто не знает, что в Чечне исчезают невинные: шейхи, женщины, дети, беззащитные люди. Мы выбрали этот образ действий ради свободы чеченского народа. Не важно, где умереть, мы решили умереть в Москве».

Несколько человек смогли покинуть здание прежде, чем террористы его полностью заняли. Двадцатишестилетняя Ольга Романова в припадке гнева проскочила через милицейское оцепление и, едва оказалась внутри, начала ругаться с бандитами и кричать заложникам, чтобы те их не боялись. Люди Бараева вытащили ее из зала и застрелили в фойе. Это лишило заложников всяких сомнений в том, что их захватчики убийственно серьезны.

Весь период чрезвычайной ситуации Путин провел на рабочем месте, питаясь лишь бутербродами и супом, и ни разу не показал своих истинных эмоций; хотя глубоко внутри он был преисполнен гнева на тех политиков, которые, пользуясь возможностью, оборачивали ситуацию к своей выгоде, чтобы, как Путин это видел, «сделать пиар на крови». Сейчас было не время для политических маневров, и в какой-то момент Путин твердо решил, что театр необходимо штурмовать.

Тем временем продолжались чрезвычайные происшествия. Рискуя своей жизнью, корреспондент «Сандэй таймс» Марк Францетти вошел в захваченное здание и взял у Бараева 20-минутное интервью; журналист сообщил, что, хотя несколько террористов отдыхает, остальные находятся близко к детонаторам. «Если русские попытаются взять нас штурмом, все строение взлетит на воздух!» – сообщение было ясным. Террористы не стремились выжить, они хотели заставить русскую армию прекратить войну ценой своих жизней. Значит, пощады не будет никому.

Еще один человек, который сумел пробраться в здание, чтобы умолять об освобождении своего сына, был расстрелян в сторонке так же хладнокровно, как и пьяная девушка.

Путин объявил, что готов на контакт с террористами, при условии, что они сложат оружие. Он также обещал пощадить их, если они освободят заложников (в России нет смертной казни). В то же время он ускоренными темпами просматривал планы атаки, предлагаемые спецназом. Спецназовцы сказали, что газовая атака – единственный выход. Если использовать свето-шумовые гранаты, террористы могут успеть взорвать свои бомбы. Используя мониторинговые устройства, прикрепленные к внешним стенам подвалов здания и крыше, спецназовцы отслеживали передвижения террористов. Полученная информация бесперебойно передавалась команде штурмовиков. Около 5 часов утра в субботу, под покровом темноты, штурмовики переместились на исходные позиции. Путин лично дал сигнал к началу операции.

И началось. Газ беззвучно закачали в недавно установленную вентиляционную систему здания. Предупреждения не было. Газ подействовал так быстро, что большинство ничего не подозревавших людей внутри потеряли сознание после нескольких вдохов.

Одна из заложниц, Анна Андрианова, корреспондент «Московской правды», сумела позвонить на радио «Эхо Москвы», и ее отчаянная мольба в то утро прозвучала в эфире: «Кажется, наши начали штурм… Ребята, не бросайте нас на произвол судьбы, дайте нам шанс, если это только возможно, прошу вас…»

И тут ворвался спецназ. Они вошли в здание через дренажную систему, через крышу, через все возможные входы. Первым заданием было – убить всех террористов «в одну минуту» (расклад по времени уточнял лично Путин), чтобы лишить их малейшего шанса взорвать детонаторы.

Милостью божией никого из террористов, отвечавших за подрыв бомб, не было в зале, когда началась операция. Бараев и два его ближайших помощника находились в своей «штабной» комнате и смотрели телепередачи об осаде. Бараев, сжимавший в руке полупустую бутылку коньяка, получил пулю в висок. Нескольких бомбисток-самоубийц застрелили на ступенях перед балконом. Стрельба длилась ровно одну минуту, как и приказал Путин. Все террористы погибли. Один, используя «канатную дорогу», попытался выскочить из здания, но погиб от пули женщины-офицера ФСБ. Никто из заложников не погиб от «дружественного огня». Однако воздействие газа привело к смерти 129 человек, и большинство из них умерло из-за плохой медицинской помощи. Некоторые задохнулись, подавившись своими же языками, некоторые умерли из-за остановки дыхания, другие так и не пришли в сознание. Большинство выжило бы, если бы власти столицы лучше подготовились к своей роли в освобождении заложников. Всего лишь 80 машин «скорой помощи» прислали туда, где ожидались сотни пострадавших. В сумятице тела умерших, умирающих и пострадавших выложили вдоль дороги вповалку, прямо на земле под снегопадом. Это чудо, что удалось спасти 85 процентов заложников.